Отправлено: 27.06.08 13:28. Заголовок: Фанфики по аниме Yami no Matsuei(продолжение)

одно только правило. тексты большие-потому помещайте их в скрытом тексте, а то таблицу растягивают

 Отправлено: 27.06.08 13:29. Заголовок: The final song Автор..

The final song
Автор(ы): Darian
Фэндом: Yami no Matsuei
Кроссовер с: Petshop of Horrors
Рейтинг: NC-17
Комментарии:
Персонажи: Tatsumi x Tsuzuki
Жанр: drama, suspense, mystery and crossover
Предупреждения: гет, смерть персонажа, AU
От автора: данная работа представляет собой кроссовер, основанный на аниме «Yami no Matsuei» и манге «Pet Shop of Horrors». Автор счел необходимым воспользоваться аббревиатурой AU, поскольку в его работе имеются некоторые расхождения с каноном обоих исходников: так, например, Тсузуки Асато считается старейшим из шинигами (в фанфике он назван одним из Богов Смерти), а между графом Хакушаку и графом Ди подразумеваются родственные отношения (Ди приходится внуком Хакушаку).
Автор выражает благодарность: Тё – за идею, положенную в основу «The final song»; Риоле – за профессиональное консультирование по вопросам медицины; Диане Арбениной – за песню «Вороны ложатся спать».


Скрытый текст

Совещание у Коноэ было назначено на три часа пополудни; стрелки на часах показывали четверть третьего, а секретарь отдела Сёкан департамента Энма-Тё все еще сидел в своем кресле, сосредоточив взгляд на листе пергамента. Его желтоватая поверхность была сплошь покрыта неясными на первый взгляд надписями, но чем дольше Тацуми вглядывался в неровный угловатый почерк, угадывая очертания букв и складывая из них слова, тем яснее становился текст послания, доставленного утром из дворца графа Хакушаку. Он как раз заканчивал составление еженедельного отчета для главы департамента, когда Котаро принес ему простой белый конверт, запечатанный воском и без каких-либо опознавательных знаков. Подождав, пока сгорающий от любопытства гу-сён-син покинет кабинет и позволит шинигами в одиночестве прочесть адресованное ему письмо, Тацуми сломал печать и заглянул внутрь. Сложенный вчетверо пожелтевший от времени кусочек пергамента гласил: Я знаю, ты любишь меня ослепительно нежно, Гуттаперчевая птица на ладонь твою садится. Солнце топит, солнце гладит лица. Мне было трудно узнать, но я вижу тебя. Мне было трудно поверить, что это ты. [1] Тацуми несколько перечитал разъезжающиеся вкривь и вкось строки, снял очки и тщательно протер стекла фланелевым платком: перед ним была загадка, заключавшая в себе ответ на вопрос, который он задал в прошлый четверг на личной аудиенции во Дворце Свечей. Вздохнув, Сейшеро потер указательным пальцем правый висок и поискал глазами часы. У него оставалось только десять минут, чтобы собрать все необходимые бумаги, сложить их в кожаную папку и явиться в кабинет к Коноэ. Поднявшись из-за стола, он выдвинул один из трех ящиков и достал оттуда папку для хранения документов. Ему понадобилось три минуты, чтобы закончить отчет и найти конверт с фотографиями, которые могли понадобиться для проведения расследования, связанного с болезнью Садако Хинамура. Тацуми нахмурился, припомнив подробности дела: Садако Хинамура была дочерью преуспевающего бизнесмена, Коджи Хинамура, владельца сети магазинов готового женского платья. Господин Хинамура много времени проводил вдали от семьи, предоставив жене заниматься воспитанием их единственного ребенка. Продолжая складывать документы в папку, Тацуми вызвал в памяти облик Садако – это была невысокого роста и болезненная на вид девушка с прямыми черными, всегда гладко зачесанными назад волосами, чересчур крупными чертами лица и очень плохими зубами. Она обожала короткие черные платья для коктейлей и туфли-«лодочкой», но у нее постоянно болели ноги и отвратительно распухали лодыжки и поэтому ей приходилось носить смешные юбки-«клеш», яркие свитера или топы и удобные ботинки на низком каблуке. Садако училась на кафедре истории искусств исторического факультета, талантами не блистала, но была на хорошем счету у преподавателей. Друзей у нее было немного, а правильнее сказать – и вовсе не было, за исключением двух-трех студенток из той же группы. После занятий она обычно проводила полтора часа в университетской библиотеке, а потом шла домой, изредка заглядывая в небольшую кондитерскую, где ее хорошо знали, чтобы купить эклеров с заварным кремом или яблочного пирога. Создавалось впечатление, что эта девушка не интересуется ничем, кроме западноевропейских художников, потому что чаще всего ее можно было увидеть с книгой в руках или в кресле в кабинете отца, где она сидела, положив на колени ноутбук и устремив взгляд на экран. Впрочем, что-то около месяца назад у Садако появился поклонник, служащий небольшой юридической фирмы, специализирующейся на земельном праве. Мизуха Хиро – симпатичный молодой человек из небогатой семьи (мать – домохозяйка, отец – коммивояжер), который работал секретарем, учился на курсах и надеялся со временем получить должность нотариуса. Госпожа Хинамура хотя и не была довольна выбором дочери, но не считала нужным вмешиваться в отношения молодых людей, которые трагически завершились две недели спустя – Мизуха стал жертвой уличных грабителей. Юноша возвращался домой, проведя вечер у Садако, а на утро его нашли на автобусной остановке – убийцы изуродовали тело своей жертвы, искромсав молодому человеку руки, шею и грудь, и выколов глаза. Несколько дней спустя при загадочных обстоятельствах погибла сокурсница Садако, Аюми Такашира. Ее обнаружили в дамской комнате ночного клуба, когда одна из девушек заметила кровь на полу и, толкнув дверцу кабинки, увидела обезображенную Аюми. Экспертиза установила, что смерть наступила вследствие многочисленных колотых ран, нанесенных в область грудной клетки и лица. И, скорее всего, несчастная девушка была еще жива, когда напавший на нее маньяк выколол ей глаза. Очевидное сходство этих двух смертей заставило полицию признать, что оба убийства совершены одним и тем же человеком. А теперь вот наступила очередь Садако. Случившееся настолько потрясло ее, что семейный доктор, которого вызвала госпожа Хинамура, заметив неестественную бледность и припухшие от слез глаза дочери, после продолжительного осмотра потребовал немедленной госпитализации. Граф Эму полагал, и, надо думать, не без серьезных на то оснований, что оба случая имеют под собой мистическую подоплеку и, следовательно, попадают под юрисдикцию Четвертого Департамента. Рассматривая фотографии жертв, Тацуми невольно ужаснулся бессмысленной жестокости, с которой были убиты эти люди. Ему было жаль Садако, находившуюся сейчас в клинике для душевнобольных, которая никак не реагировала на окружающий мир, отвернувшись к стене и натянув одеяло до самого подбородка. Но он по-прежнему не мог взять в толк, чем это дело отличается от десятка точно таких же, когда ничем не примечательные молодые люди становятся жертвой серийного убийцы. Тацуми все еще размышлял над этим вопросом, пока шел по коридору, и, остановившись перед дверью, ведущей в кабинет господина Коноэ, негромко в нее постучал. – Войдите. В небольшой тесной комнатке, большую часть которой занимал письменный стол, уже собрались остальные шинигами. Тацуми с неудовольствием отметил, что, если он и не опоздал, то, во всяком случае, явился одним из последних. Следом за ним в кабинет ворвался запыхавшийся молодой человек, сразу обративший на себя внимание тем, что зацепился носком ботинка за край ковра и едва не упал, но, неловко взмахнув руками, уцепился за плечо человека, оказавшегося к нему ближе всех. Тацуми едва заметно поморщился, когда странный посетитель чересчур крепко сжал его руку пальцами, и строго посмотрел на него своими глубокими синими глазами. – Прошу прощения... – проговорил юноша, выпрямляясь и одергивая воротник широкого коричневого плаща. – Я, кажется, опоздал? – Ничего страшного, господин Тсузуки, – успокоил его Коноэ, мельком поглядев на часы. – Итак, все собрались? Можем начинать. Опустившись в кресло, Коноэ первым делом попросил Тацуми сообщить ему о результатах расследования. В ответ секретарь передал начальнику департамента кожаную папку, в которой содержалась вся имеющаяся на данный момент информация по делу Хинамура. – Простите, сэр... – неожиданно подала голос Вакаба, и Коноэ, оторвавшись на мгновение от изучения бумаг, поднял на нее вопросительный взгляд. – Вы не представите нас? – спросила девушка, оглядываясь на оцепеневшего от смущения парня в коричневом плаще и со стоящими дыбом темно-каштановыми волосами. Тацуми чуть сдвинул брови, мысленно улыбнувшись выходке Вакабы. – Да, конечно. Асато Тсузуки, наш новый сотрудник. Направлен к нам из Седьмого Департамента, – сухо сообщил Коноэ перед тем как вернуться к чтению документов. Чувствуя возникшее в комнате напряжение, Тсузуки робко улыбнулся, подыскивая подходящие случаю слова, но в голове у него все окончательно перепуталось, так что он не смог выдавить из себя ни звука. Поддержка пришла к нему с неожиданной стороны: Ватари, чувствуя вину за холодный прием, оказанный новичку, сорвался с места и, подбежав к онемевшему шинигами, крепко пожал ему руку. – Рад, очень рад! Тсузуки, верно? Мое имя Ютака, Ватари Ютака. Мы обязательно подружимся, потому что иначе и быть не может, – не давая собеседнику даже рта раскрыть, Ватари представил его поочередно каждому из присутствующих здесь шинигами. – Каннуки Вакаба, наш незаменимый посредник между Мэйфу и Шикигами, – девушка смущенно заулыбалась и опустила голову, накручивая на указательный палец длинную каштановую прядь. – Сейшеро Тацуми, секретарь отдела. И... – блондин многозначительно подмигнул Тсузуки. – И наш бухгалтер. За расходами в Энма-Тё следят очень строго, правда, Тацуми? Невозмутимый шинигами, к которому были обращены эти слова, поправил очки в тонкой металлической оправе и коротко кивнул. – С шефом Коноэ вы, наверное, уже знакомы, – заключил Ватари, добродушно улыбаясь. – Да... – пролепетал Тсузуки, обводя взглядом людей, с которыми ему отныне предстояло работать и лихорадочно соображая, можно ли снять плащ – в помещении становилось жарко. Его размышления прервал голос Коноэ, который ознакомился с отчетом своего секретаря и собирался сообщить слушателям некоторые подробности дела, которое им предстояло расследовать. – Итак, – начал тот, вынув из папки одну из фотографий. – Два человека погибли при очень странных обстоятельствах. Мизуха Хиро и Аюми Такашира... – Коноэ помолчал, собираясь с мыслями, а затем продолжил: – Единственное, что как-то объединяет их – это близкие отношения с Садако Хинамура. Имеется также определенное сходство в том, как были убиты эти двое: в обоих случаях убийца выколол своим жертвам глаза. Ватари состроил брезгливую гримасу, когда Тацуми передал ему фото первой жертвы. Улучив момент, шинигами бросил взгляд на Тсузуки – новичок с любопытством рассматривал предложенные ему снимки, стараясь при этом не упустить ни слова из того, что говорил шеф Коноэ. – Похоже на действия серийного убийцы... – вполголоса заметила Вакаба и вопросительно посмотрела на пожилого шинигами. – На первый взгляд это именно так, – кивнул Коноэ и взял со стола карандаш. – Однако есть мнение, что обе эти смерти являются частью некоего ритуала. – То есть, – задумчиво произнес Тацуми, снимая очки и подслеповато прищуриваясь, – Вы хотите сказать, что Садако Хинамура каким-то образом связана с убийствами? – Нельзя полностью исключить такую возможность, – уклончиво ответил тот, бесцельно водя карандашом по листу бумаги. – Вполне вероятно, что мисс Хинамура, сама того не зная, спровоцировала преступника. – А следы? – неуверенно проговорил Тсузуки, обращая на себя внимание остальных шинигами. – Должны были остаться какие-нибудь следы присутствия... существа, которое их убило. – Очень своевременное замечание, господин Тсузуки, – Коноэ оторвал взгляд от наброска на бумаге и, помолчав с минуту, ответил: – Нет ничего, что бы указывало на нечеловеческую природу нашего убийцы. Но есть кое-что, любопытная деталь, которая привлекла внимание графа Эму – это сама Садако Хинамура. Дело в том, что после гибели Аюми Такашира госпожа Хинамура заметила определенные изменения в поведении дочери. Садако перестала посещать университет и проводила дни, запершись в своей комнате, и ни за что не желала покинуть ее. Семья пригласила доктора, который отметил у девушки признаки алиментарной дистрофии [2]. Поскольку психика больной претерпела значительные изменения, то ее решено было поместить в клинику. – Каков диагноз врачей? – тихо спросил Тсузуки. – Алиментарная дистрофия во второй стадии, – сообщил Коноэ, заглянув в свои записи. – Садако избегает общения, но наблюдающий ее врач говорит, что по ночам из палаты, где она находится, доносится смех. По крайней мере, он так описывает звуки, которые ему удалось подслушать во время своего дежурства. Медсестры подтверждают его слова. – Фамилия доктора? – осведомился Тацуми, доставая блокнот и шариковую ручку и приготовляясь записывать. – Мураки Казутака, – отчетливо произнес шинигами и добавил: – Господин Ватари займется анализом фотографий, сделанных в доме семьи Хинамура и на месте гибели обеих жертв. Расследование поручаю вам, Сейшеро, и нашему новому сотруднику. Секретарь отдела недоуменно посмотрел на шефа Коноэ. – Тсузуки ваш новый партнер, – подтвердил начальник, после чего бросил карандаш на стол и тяжело поднялся из-за стола. – На время проведения расследования место секретаря займет мисс Каннуки. Отчеты мне на стол. И не затягивайте с этим делом, – предупредил он, словно не замечая ошеломленных лиц сотрудников. Подождав, пока новоиспеченный партнер закроет за собой дверь, Тацуми решительно опустил на стол принесенную из кабинета шефа кожаную папку и обернулся к Тсузуки. – Итак, разрешите представиться... – Но, мне кажется, что мы уже знакомы, – нерешительно проговорил тот и сразу же замолчал, заметив выражение лица стоящего напротив него шинигами. – Сейшеро Тацуми, – продолжил Тацуми жестко, не сводя с собеседника глаз. – Ответственный секретарь отдела Сёкан. Помимо всего прочего я веду всю бухгалтерию и занимаюсь распределением финансовых средств, поступающих в наш департамент. Тсузуки, который внимательно слушал все это время, заметил возникшую паузу и на всякий случай кивнул. – Поэтому настоятельно советую обсуждать со мной все предстоящие расходы. – Хорошо, я понял. Тацуми замолчал, снял очки и аккуратно протер стекла куском фланели. Его собеседник поглубже засунул руки в карманы плаща и опустил голову, сосредоточенно разглядывая собственные ботинки. Затянувшееся молчание начинало его тяготить, когда стоящий рядом шинигами вновь надел очки и, обогнув массивный письменный стол, наклонился над небольшим сейфом, ключ от которого хранил в левом кармане пиджака. – Вам случалось работать на Земле, Тсузуки-сан? – обратился он к новоиспеченному партнеру, который, услыхав вопрос, поспешил дать на него утвердительный ответ. Тацуми отпер сейф и вынул из него стопку кредитных карт и два пистолета – Тсузуки узнал «Беретту М-92» и сглотнул. Подобные приготовления говорили о серьезности порученного им дела и потому внушали определенные опасения, которые новый партнер Мастера Теней решился высказать вслух. – Тацуми-сан, я не думаю, что это хорошая идея, – начал он, намекая на оружие, которое шинигами положил на стол. Тот поднял на него вопросительный взгляд. – Вы же знаете, что в Японии запрещается иметь огнестрельное оружие даже для незначительной цели, коллекционирования или целей самообороны в связи с его (оружия) смертоносными свойствами и опасностью причинения ранений, увечий и смерти [3], – процитировал Тсузуки и выжидающе посмотрел на застывшего у противоположного края стола мужчину. Тацуми медленно выпрямился и ответил, спокойно и сдержанно: – Я предпочитаю заранее подготовиться к любому развитию событий. Оружие понадобится нам для самообороны. Вы умеете им пользоваться, Тсузуки-сан? – Боюсь, что... – Это Беретта М-92, пистолет военного образца, – прервал его Тацуми, переходя на деловой тон, и взял в руки один из пистолетов, чтобы собеседник мог хорошенько его рассмотреть и понять дальнейшие объяснения шинигами. – Полусвободный затвор, самовзводный ударно-спусковой механизм и съемный магазин с двухрядным расположением в нем пятнадцати патронов. Калибр девять миллиметров. Предохранитель на корпусе слева. Кнопка защелки магазина расположена в нижней части рукоятки. Он передал оружие Тсузуки, который, побледнев и прикусив нижнюю губу, сжал пистолет в руках. – Воспользуетесь им только в случае крайней необходимости. Да, и еще: я не имею привычки брать с собой наличные деньги, предпочитаю кредитные карты. Вручив напарнику разноцветный кусочек пластика с вытесненными на нем рядами букв, Тацуми спрятал оставшиеся карточки обратно в сейф и запер его, а ключ положил в левый карман пиджака. – Значит, мы отправляемся на Землю? – спросил Тсузуки, пряча кредитную карточку в бумажник и сунув пистолет за ремень брюк. – Мы должны быть в Токио завтра около девяти часов утра, – уточнил Тацуми и добавил, выдвигая ящик стола: – Вам понадобится мобильный телефон. Сказав это, он протянул Тсузуки новенький Vodaphone V602 с темно-синим корпусом. – Кажется, все, – поймав направленный на него взгляд невиданных ранее аметистовых глаз, Тацуми на мгновение растерялся, но тут же одернул себя и как можно спокойнее сообщил напарнику, что тот может провести часок-другой в обществе остальных сотрудников, пока шеф Коноэ передаст ему документы, удостоверяющие личность обоих шинигами. – Встретимся в одиннадцать часов около кабинета господина Коноэ. Тацуми взглянул на часы, а когда поднял голову, то Тсузуки в комнате уже не было, а из коридора доносились торопливые шаги и высокие тонкие голоса гу-сён-синов, которым вторил мягкий баритон Ватари. Неслышно вздохнув, он вынул фотографии из папки Коноэ и принялся методично раскладывать их на столе, сверяя изображение на снимках с записями судмедэкспертов. II – Доброе утро, мисс Матсумото, – улыбнулся доктор Мураки вошедшей в кабинет медсестре и снял очки, потирая указательным пальцем переносицу. Во время ночного дежурства ему принесли истории болезни четырех больных, которые находились в корпусе «А». Все четверо были поручены вниманию молодого врача, который появился в больнице три месяца назад и с такими прекрасными рекомендациями из нью-йоркской клиники, в которой проработал около двух лет, что заведующий отделением, не задумываясь, поручил ему наиболее тяжелые случаи. Поставив перед доктором поднос, на котором были аккуратно расставлены пузатый белый чайник, чашка и тарелка с сандвичами, Нанами бросила беглый взгляд на бумаги, которые Мураки поспешил убрать со стола. Это был анамнез Садако Хинамура, студентки, которая попала в клинику несколько дней назад с диагнозом алиментарная дистрофия во второй стадии, отягченная маниакально-депрессивным психозом. Стараясь скрыть утомление от бессонной ночи, молодой доктор отвернулся в сторону и зевнул, прикрывая рот ладонью. Девушка в который раз прикусила губу, украдкой разглядывая изящную кисть с длинными сильными пальцами хирурга. – Благодарю за заботу, – улыбнулся тот, сунув бумаги в верхний ящик стола и протягивая руку, чтобы забрать чашку, в которую предупредительная медсестра успела налить крепкий черный кофе. Она уже знала, что врач, курирующий корпус «А», предпочитает черный бразильский кофе без сахара и сливок. – Сандвичи с ветчиной и лососевой пастой, как вы любите, доктор, – ласково улыбаясь, произнесла Нанами и отошла к высокому застекленному шкафу, в котором хранились медикаменты. – Отличный кофе, – сообщил Мураки, наливая себе вторую чашку и вытирая пальцы тонкой белой салфеткой. – Как там наши подопечные? Вставшая у шкафа невысокая черноволосая девушка, облаченная в короткий – чуть выше колен – белый медицинский халат, опустила правую руку в карман, доставая сигареты и зажигалку. Раздался короткий сухой щелчок, и с наслаждением затянувшись, она ответила, что больные еще спят, а младшему персоналу дано указание обойти все палаты и приготовить помещение и пациентов к утреннему осмотру. – Очень хорошо, – кивнул Мураки, на мгновение задержав взгляд на ассистентке, и добавил: – Перспектива скончаться от рака легких вас не слишком беспокоит, не правда ли? – Совершенно не беспокоит, – согласилась та, поправляя мизинцем бледно-розовый контур губ. – Вы смелая женщина, мисс Матсумото. – Вряд ли Вам придется в этом усомниться, доктор. – Что мисс Хинамура? – спросил Мураки, меняя тему разговора и доставая историю болезни Садако. Медсестра в коротких и точных выражениях сообщила, что накануне пациентка отказалась принимать предписанные ей лекарственные препараты, но, памятуя о приказе господина Мураки, Нанами не стала настаивать на выполнении правил. Однако, мисс Хинамура вскоре уснула и не просыпалась до самого утра, – девушка взглянула на круглые стенные часы, стрелки на которых показывали без четверти семь. В начале первого ночи из ее палаты донося отчетливый смех, и даже (правда, в этом медсестра не могла быть абсолютно уверена), негромкое пение. Нанами узнала голос мисс Хинамура, но песня оказалась ей незнакома. – Она пела на японском? – отрывисто спросил Мураки, листая свои записи и напряженно морща лоб. – Возможно. Но я не уверена. – Ну что же, – произнес доктор, надевая очки и привычно щуря изувеченный глаз. – Полагаю, нам стоит побеседовать с нашей любопытной пациенткой. Подойдя к столу, его собеседница уверенно затушила наполовину сгоревшую сигарету о дно пепельницы и, поправив стянутые в тугой пучок волосы, вышла из кабинета следом за доктором. – Ах, мой бедный Августин, бедный, бедный Августин... – бормотала темноволосая девушка, закутанная в белую, с сероватым оттенком ночную рубашку, поверх которой заботливая медсестра заставила ее надеть безразмерный белый халат. В палате, где она находилась, единственное окно было забрано крепкой железной решеткой, и бедная исхудавшая девочка с большим трудом протискивала руку между прутьями, чтобы кончиками пальцев дотронуться до ветки японской липы, растущей под окнами палаты. Медсестра, которая все это время не сводила с пациентки глаз, бесшумно подошла к ней и, положив ладони ей на плечи, заговорила мягко, но настойчиво, стараясь увести Садако от окна и уговаривая лечь в постель. – Скоро придет доктор, – шептала она, помогая Садако высвободить руку и прикрывая ставень. – Пойдемте, вам нужно отдохнуть. Садитесь... вот так... Та безропотно подчинилась желанию медсестры и присела на край кровати, спрятала руки в широких рукавах халата и уставилась на высокий передвижной металлический столик – Юмико готовилась ввести пациентке плазму внутривенно, не забывая, впрочем, пристально следить за малейшими изменениями в поведении больной. Но девушка вела себя очень тихо, рассматривала разноцветные капсулы, которые ей предстояло принять, да машинально сплетала и расплетала пальцы. – Как вы себя чувствуете, мисс Хинамура? – прозвучал негромкий голос прямо у нее над головой. Испуганная этим неожиданным появлением кого-то третьего в помещении, больная резко вскинула голову, но наткнулась на спокойный взгляд знакомых серых глаз и едва слышно ответила: – Очень... хорошо, – и зачем-то добавила, – спасибо. – Я рад это слышать.

 Отправлено: 27.06.08 13:30. Заголовок: Обернувшись к медсес..

 Отправлено: 27.06.08 13:31. Заголовок: IV – Ты думаешь, эт..

 Отправлено: 27.06.08 13:32. Заголовок: – М-м... Тут не все ..