Отправлено: 27.09.07 18:06. Заголовок: Фанфики по аниме Yami no Matsuei

у кого что есть-выкладывайте
одно только правило. тексты большие-потому помещайте их в скрытом тексте, а то таблицу растягивают

 Отправлено: 10.12.07 19:10. Заголовок: я зняю что за это мн..

я зняю что за это мне будет большой бум по моей нежгой головке! но так-как Алекс мне разрешил то всё сваливать на него! ну чтож нраченаю с самого нармального...

Скрытый текст

Мураки аккуратно сложил коробки на полу лифта. Стянул с плеч пиджак. Под тонкой тканью рубашки угадывались мощные мышцы плеч. – Но давай оставим за бортом прошлое и сконцентрируемся на нашем будущем. – Изучай прошлое, чтобы избежать ошибок в будущем. Мы враги. И всегда ими останемся. – Какой ты пессимист… – Мураки тщательно сложил пиджак и положил его на коробки. – И все время в черном. Как насчет чего-нибудь поярче, повеселее, вроде белого или… красного? – Только кто-то вроде тебя может назвать цвет крови веселым. – В моем понимании красный – цвет страсти. Доктор неспешно расстегивал рубашку, обнажая молочно-белую кожу. Тсузуки оторопело уставился на него. – Что… что ты делаешь? – Моя одежда промокла, не хотелось бы простудиться под кондиционерами. – Мураки искоса взглянул на шинигами, вытаскивая уже расстегнутую рубашку из брюк. – Я был не так предусмотрителен, как ты и не захватил плащ. Он взъерошил мокрые от дождя волосы. – Не возражаешь? Тсузуки уткнулся носом в зеркальные двери лифта. «Спокойно. Держи себя в руках. Он просто провоцирует тебя». – Твоя квартира. Делай, что хочешь, мне все равно. Мураки выгнул бровь. – Вот как. Какая щедрость! Он подошел в шинигами сзади. Его высокое немного небрежное отражение поразительно контрастировало с наглухо застегнутым, элегантным отражением Бога Смерти. Он снял очки, убрал в карман брюк и встретился пристальным взглядом с Тсузуки в зеркале. – Ну тогда, Тсузуки. Ты не станешь возражать, если я сделаю… так? Он положил руки на плечи шинигами. Длинные белые пальцы выглядели почти алебастровыми на черной ткани плаща. Доктор медленно заскользил ладонями от шеи вдоль ключиц чуть сжимая пальцы, ощупывая бугорки мышц, изгибы тела под тканью. Тсузуки ссутулился, но взгляда не отвел. Не хотел признавать поражения. Он смотрел опасно сузившимися глазами на отражение Мураки. – Не стану, но только если услышу ответы. Скажи, как тебе удается управлять моими снами? – На тебе печать моей крови. Твои руки. Твое лицо… Впитали мою кровь, – Мураки понюхал его ухо. Одной рукой он потянулся к подбородку Тсузуки, другой обвил его талию. – Я пролил ее очень много той ночью… ради тебя. Ты почти осушил меня. Но я охотно пожертвовал ее тебе так много, как никому другому. Тсузуки отвернулся, его лицо, казалось, окаменело. – Тебя никто не просил. Ты делал это для себя. Не было никакой жертвы. Мураки запрокинул шинигами голову и коснулся губами шеи. – В ложной скромности нет необходимости, Тсузуки. Не стоит отрекаться от своей истинной природы. Тсузуки раскрыл рот, чтобы возразить, но все слова замерли на языке, родив лишь беззвучную «О». Влажные волосы серебряными иголками рассыпались по его плечу, когда Мураки нежно прикусил кожу под подбородком. Он прижался к шинигами сзади, затягивая в объятие, жадно покрывая поцелуями шею. Пробрался горячим влажным языком под ворот рубашки, раздосадованный тем, что не может получить большего. Даже если Тсузуки не до конца понимал, что происходит, две сплетенные фигуры в зеркале наглядно демонстрировали ему подробности… процесса. Руки Мураки двигались дальше, вниз под плащ и жилет. Тонкие пальцы одной извлекали восхитительный букет ощущений от прикосновений к разгоряченному телу через тонкую ткань. Другая медленно по кругу скользила чуть выше ремня, чуть выше того места, где уже разгорался костер. Тсузуки не вытерпел. Прижав к груди Гушошина, он схватил запястье Мураки. Черная кожа на белом мраморе. – Ну же… направь меня, – промурлыкал доктор у его щеки. Ладонь двинулась было дальше, но Тсузуки властно пресек эту попытку. – Где мне коснуться тебя. Научи доставить тебе удовольствие. Шинигами замотал головой, протестуя и одновременно стремясь привести в порядок мысли. – Я твой. Прикажи мне, – слова мурашками расползались по шее шинигами. – С того момента, как в Киото ты отметил меня, я принадлежу только тебе. – Ты обезумел. – Тсузуки избегал смотреть в зеркало. На наглядный упрек в том, как страсть рушит барьеры благоразумия. – Не понимаю, о чем ты говоришь. Двери лифта раскрылись.

 Отправлено: 10.12.07 19:14. Заголовок: продолжаю! :sm62: П..

продолжаю! Скрытый текст

Переступив через него, Шинигами направился в кухню. Разложил на столешнице фуды, закатал рукав рубашки, маленьким хозяйственным ножом аккуратно взрезал себе запястье. Потекла кровь. Тсузуки вытянул руку над фудами. Бумага с магическими знаками быстро покрылась красными пятнами. Магия иллюзии требовала крови. Через кровь, впитавшуюся в бумагу, заклинание получало образ человека. Возможно, это был трусливый ход, но Тсузуки нуждался в отсрочке. Он подождал, пока рана затянулась. Поправил рукав, вымыл нож и, взяв фуды, вернулся в гостиную. Он поднял плащ, рассовал бумажки по карманам. Все, кроме одной. Ее Тсузуки зажал между средним и указательными пальцами. Слова сами слетали с губ, движения были плавными и привычными, почти автоматическими. Это заклинание он выучил одним из первых, едва став шинигами. Вспомнился шеф Коноэ, нервно прыгающий среди многочисленных лиловоглазых двойников – результат первой накастовки. Тсузуки надеялся, что в таком количестве его копии помогут в работе Шоуканка. Вот только забыл о собственной врожденной лени – качестве, которое унаследовали все без исключения доппельгангеры. Воспоминание вызвало улыбку. Иллюзорный двойник уже стоял перед ним в таком же черном плаще, жилетке, брюках. Одетый один в один как Тсузуки. – Подойди к окну, – приказал шинигами. – Жди его. Котенок устроился на спинке дивана с нездоровым блеском в глазах уставившись на Гушошина. Но стоило только Тсузуки приблизиться, как он шмыгнул на пол, делая вид, что абсолютно не при чем. Шинигами не волновался, фуды отразят любую агрессию: физическую или магическую. Он сел в кресло, посадил Гушошина себе на колени, сложил руки в молитвенном жесте, уперев в них подбородок, и замер. Двойник тоже не двигался, ждал. Стройная фигура. Изящный силуэт на фоне грозового неба и огней города. Сколько же в ней хрупкой уязвимости. Тсузуки был поражен. Так его видели и воспринимали другие? Это сбивало с толку. Дверь спальни открылась. Шинигами шепнул слово и буквально растворился в воздухе. Котенок вспрыгнул на подлокотник, замяукав в пустоту. Мураки босиком через комнату направился прямо к окну. Очков на докторе не было, зато было знакомое юката до колен. Серебристые волосы, все еще взъерошенные, небрежно падали на лоб, скрывая фальшивый глаз. Мураки всего на пару дюймов возвышался над Тсузуки, но каждое его движение, исполненное уверенности, говорило о великолепном самообладании. Двойник, похоже, это тоже ощутил и нервно отступил на шаг к окну. Мураки некоторое время пожирал его глазами. – Тут открывается такой прекрасный вид, – проговорил лже-Тсузуки. – Думаешь? А я уверен, он был бы еще прекраснее, будь на тебе меньше одежды. – Что? О чем ты? – Двойник покраснел от негодования. – Ты… ты… Тсузуки едва слышно вздохнул, он знал, что отреагировал бы также. Грех жаловаться, доппельгангера он сработал на совесть. – Тебе стоит переодеться в одно из моих кимоно. Не понимаю, как можно при такой жаре носить столько одежды. – Может, хватит говорить обо мне? Я здесь, чтобы обсудить твой контракт. Наконец-то он перехватил инициативу. Уже лучше. – Спрашивай... вопрос в том, смогу ли я тебе ответить, когда буду занят, – Мураки сгреб отвороты плаща, подтягивая лже-Тсузуки к себе. – Учти, я предпочитаю более тесное общение. – Эй! Убери руки!.. Мураки перешел в наступление, и у двойника не осталось шансов. Тсузуки уткнулся лбом в ладони. Какой смысл смотреть, он и так знал, что происходит. Учащенное дыхание и шорох ткани были достаточно красноречивы. Когда он, наконец, отважился поднять взгляд, перед глазами извивался, перетекал общий силуэт на фоне ночного неба. Одной рукой Мураки яростно стягивал с лже-Тсузуки плащ, другой удерживал двойника, покрывая настойчивыми поцелуями его подбородок и шею. От прежнего изящества не осталось и следа, лишь отчаяние и бешенство, порожденные жаждой. Он был похож на изголодавшегося человека, дорвавшегося наконец до еды. А доппельгангер, широко распахнув глаза, стоял в ступоре, не способный оказать даже символического сопротивления напору Мураки. – Тсузуки… – доктор рванул плащ с его плеч. – Ты нужен мне. Не отвергай. Он толкнул двойника к окну. Тишину взорвал глухой удар о стекло. Тсузуки не на шутку испугался, что оно разлетится. – У.. би… райся, – доппельгангер схватил Мураки за плечи. Пальцы затянутые в кожу мяли ткань белого кимоно. Глаза зажмурены, зубы стиснуты. Он корчился, прижатый к стеклу, метался, пытаясь освободиться от навалившегося на него доктора. Мураки улыбнулся, похоже, остался доволен ответом, и продолжил. Теперь со своего места в кресле, шинигами не мог видеть, что происходит. Широкая спина доктора полностью заслоняла двойника. Лишь движение плеч, скольжение складок ткани кимоно. Голова Мураки переместилась чуть вниз к плечу лже-Тсузуки. От шеи, вдоль ключиц и обратно, какими-то жуткими беспорядочными ненасытными движениями голодного человека, он буквально вгрызался в двойника. Плащ уже давно соскользнул с плеч доппельгангера и повис на сгибе локтей. Далекая молния на мгновение выхватила из темноты лицо лже-Тсузуки, и настоящий судорожно сглотнул. Зтой короткой вспышки света хватило, чтобы оценить, как тот изменился. Застывший, остекленелый взгляд, глаза почти черные от расширенных зрачков, никакого гневного рычания, лишь сбивчивое судорожное дыхание. Голова откинута назад, воротник расстегнут, галстука нет и в помине – сорван в неуемном желании добраться до горячей плоти шеи и плеч. Так вот как он выглядит, стоит ему попасть в руки Мураки? Беспомощный перед развратной настойчивостью… наслаждающийся каждым мгновением. Нужно быть слепым, чтобы не видеть. Вот руки в перчатках прижимают ближе голову доктора, жадно исследующего его грудь. Жилет расстегнут, рубашка тоже и выдернута из брюк и уже не скрывает сплетение тугих мышц. Вот он вздрагивает, выгибаясь на гладком стекле, бесстыдно захлебывается удовольствием. Мураки копошился под рубашкой, лаская тело шинигами, а когда обнаружил сдерживающий его действия ремень, то рванул полоску кожи с какой-то дикой, едва сдерживаемой силой. Никаких ласковых слов и комплиментов, лишь звуки тяжелого учащенного дыхания, невозможно громкие в тишине комнаты. На подлокотнике кресла мирно, подвернув лапы под животик, лежал котенок. Пара у окна его не интересовала. Животное внимательно следило за тем, казавшимся пустым, местом, где сидел настоящий Тсузуки. А тот не мог отвести взгляда от выражения, застывшего на лице двойника… на его собственном лице. Благодаря крови, фуда иллюзии изготовила безупречную копию. Ее реакции были его реакциями, а желание – его желанием. Какой смысл и дальше себя обманывать. Теперь, о ками!.. Одна из рук Мураки опустилась ниже. Тсузуки увидел, как скрытый складками кимоно задвигался в устойчивом ритме туда-сюда локоть. Двойник вытянулся, напрягся как струна, сжав зубы. – Ты скучал без меня, Тсузуки? – прохрипел Мураки у его горла. – Ты желал меня? Был удивлен когда, пытаясь уложиться в нормы общественной морали, ограничивая себя, чуть не сошел с ума от жажды? Ты пытался игнорировать это в течение дней… недель… месяцев. Прятал в самые укромные уголки души, надеясь… что пламя угаснет. Ты надеялся… надеялся… Двойник отвернулся, прижался щекой к стеклу, зажмурив глаза. Глухой стон сорвался с его губ. – Но напрасно. От себя не сбежишь. Голод вгрызается в тебя. Проникает в подсознание, в сны. Становится навязчивой идеей. Вот что я чувствую в тебе. Тсузуки обхватил голову руками. Спасения не было… у обоих… Оба они совершенно точно сошли с ума. – Казалось бы, и я должен был усвоить урок. Но все не так просто… Это словно молния, бьющая в землю. Тебе ведь приходилось сталкиваться с силой такого рода, Тсузуки. Мураки схватил двойника за подбородок и развернул лицом к себе. – Мне нужен ты! Только ты! Твое тело! Твоя энергия, твоя сила… И никто другой. – Он нагнулся и поцеловал лже-Тсузуки в губы. Тсузуки больше не мог здесь оставаться. Стыд сковывал его движения, но отвращение гнало прочь. Он вскочил, стиснув фуду в одной руке, другой прижимая Гушошина к груди. Котенок взвыл. Шинигами застыл на месте. Животное сверлило его взглядом. Но как? Мураки поднял голову. – Понятно. Кругом сплошной обман. Он обернулся – настоящий глаз прищурен, фальшивый пылает огнем. Рука доктора скользнула к горлу двойника, но тот уже исчез в облачке дыма. Мураки остался стоять с клочком бумаги в побелевших пальцах. – Весьма впечатляюще, Тсузуки. – Он скомкал листок и отшвырнул с несвойственной ему яростью. – Тебе стоило предупредить меня о своих вуайеристических наклонностях. Уверен, мы бы что-нибудь придумали. Тсузуки не слушал. Он отступил за кресло, все еще невидимый человеческому глазу. Его раздирало от противоречивых эмоций. Ему бы торжествовать от того, как он провел Мураки. Но триумф поглотила жажда насилия. Вытащить фуду, вызвать призрачного волка, пусть разорвет этого негодяя в клочья. Или нет, своими руками вырвать ему оба глаза – и настоящий и фальшивый. Ведь каждое слово – ложь, каждое прикосновение… все насквозь лживо. Мураки даже не смог отличить его от жалкой иллюзорной копии… Жестокость этих мыслей ошеломила шинигами. Котенок подбежал к Мураки и снова замяукал. Тот подобрал зверька на руки и поскреб ему за ухом. – Ладно, пусть так. Снова только ты и я, нэ? Он со вздохом опустился на диван. Тсузуки прислонился к дверям лифта, прижимая к себе Гушошина. Голова шла кругом. Он не ревновал. Он не мог ревновать! Мураки враг, которого он поклялся любыми средствами отдать под суд. «Я твой. Прикажи мне. С того момента, как в Киото ты отметил меня, я принадлежу только тебе». Где-то в глубине сознания замаячило безумное предположение, которое Тсузуки тут же пресек. Но волосы у него на загривке встали дыбом. Нет, это невозможно. Шинигами не могли управлять людьми. На такую подлость были способны только демоны. Работники ЭнМаЧо – никогда!

 Отправлено: 10.12.07 19:19. Заголовок: дальше! :sm62: Черт..

дальше! Скрытый текст

Черт! Что за чушь. Такой человек, как Мураки, одержимый властью, никогда не позволит управлять собой. И все же, он заключил контракт, который в конечном итоге приведет его к гибели. Когда придет время платить по счетам, демон не будет знать пощады. Этого Тсузуки допустить не мог. Либо он сам уничтожит Мураки, либо никто. Ни демон ни человек – никто не смеет вмешиваться в их борьбу. Он уложил Гушошина на пол недалеко от лифта. На беретке, на самом видном месте оставил фуду магического барьера – предупреждение для любого существа, если оно вдруг решит попробовать архивариуса на зуб. Затем, движимый новой целью, он вернулся в гостиную. Мураки наблюдал за молниями. На лице застыло безучастное выражение. Пустые глаза, губы – обычно насмешливо искривленные – вытянуты в отталкивающую тонную линию. Тишина, лишь мурлыканье котенка, млевшего под пальцами доктора. Тсузуки не мог отвести взгляд от медленных, чувственных движений пальцев кругами скользивших по спинке зверька. Возможно, это был фамилиар. Человеку вполне по силам управлять демоном такого низкого уровня. Вот только озадачивала сила, исходившая от этого зверька, энергия и мощь, не свойственные фамилиару. При этом он вел себя совсем как обычный котенок. Ластился под пальцами Мураки, наслаждаясь прикосновениями, блаженно жмурился. Очередная вспышка молнии. У доктора даже ресницы не дрогнули. Он продолжал гладить зверька, похоже, не особо обращая внимания на реакцию. Идеально прямая спина, изящно скрещенные ноги… смесь суровой серьезности и первозданной чувственности, манившей Тсузуки, словно мотылька на пламя. Таким иногда бывал Тацуми. Случайное прикосновение, опрометчиво-крепкое объятие. Увы, он держал свои чувства под таким жесточайшим контролем, словно стыдился их. Мураки не стыдился. Он жил этим, дышал этим, использовал в достижении своих целей. Очаровывая и друзей и врагов. Так, видимо, случилось и с Хисокой, хотел он того или нет. Мимолетная вспышка гнева. Тсузуки не дано было менять пошлое, зато вполне по силам влиять на настоящее и будущее. Мураки назвал желание обладать им своей слабостью. Вот на этом и стоило сыграть. Невидимый, шинигами беззвучно двигался вдоль стены гостиной, пока не оказался у Мураки за спиной. Не снимая перчаток, одной ладонью он провел доктору по щеке, кончиками пальцев другой погладил шею под подбородком. Мураки застыл. Замерла его рука над котенком. Возможно, он даже перестал дышать. Зверек сиганул с коленей на стол и зашипел в пустоту за спину доктора. – Тсузуки, – Мураки прикрыл глаза и по-кошачьи потерся о невидимую ладонь шинигами. – Я знал, что ты не сможешь покинуть меня так рано, – проговорил он с улыбкой. – Молчи, – рука в перчатке сжалась у него на горле. – Ммм, – Мураки потянулся, запрокинув голову так, словно хотел рассмотреть что-то на потолке, потом откинулся на спинку дивана. Юката распахнулось, обнажив рельеф мышц груди и живота под гладкой бледной кожей. Тонкая хлопковая ткань прикрывала пах и колени – маленький островок скромности, который, однако, не оставлял сомнений в реакции доктора на ласку. – Наконец-то... ты даже представить себе не можешь, как долго я ждал твоих прикосновений... Тсузуки сдавил горло Мураки так, что почувствовал метание пульса под своими пальцами. – За идиота меня держишь? По-моему, мою иллюзию ты нашел ничуть не хуже. – К чему все эти коварные фокусы, – прохрипел Мураки. – Я, с тех пор, как приехал в Нагасаки, никого не убил, никому не угрожал. На тебя не нападал ни магически ни физически. Не вижу ни одного повода доставать фуды. До полнолуния тебе нечего бояться... ну разве что пробуждения собственных тайных желаний. Тсузуки сжал пальцы еще сильнее. – А когда наступит полнолуние? Что тогда? Какой дьявольский план ты вынашиваешь на этот раз? Мураки едва заметно вздрогнул. – Я отказываюсь разговаривать с воздухом. Покажись, Тсузуки. Пустота над головой Мураки наполнилась мерцанием, уплотняясь, формируя человеческую фигуру. И вот, доктор уже смотрел в сердитые лиловые глаза нависшего над ним Тсузуки. Антрацит плаща и анемичная бледность кожи Мураки слились в контрасте, достойном восхищения. – Шинигами, Бог Смерти, сама Смерть – сейчас эти имена подходят тебе как никогда. – Мураки взял ту руку, что гладила его щеку, и поднес ее к губам. Медленно прикусил изящные пальцы, складку кожи между большим и указательным, двинулся вверх, туда, где заканчивалась перчатка, и розовела узкая полоска плоти. Язык скользнул по нежной коже запястья. Тсузуки снова стиснул горло доктора. – Прекрати это. Отвечай на вопрос. Однако ладони от губ Мураки он не убрал. Так и оставил в странном жесте, навевавшем мысли о целовании рук при дворе в прошлые века. Жест уважения и изящное проявление эротического преклонения... – Разве иллюзия может быть такой сладкой на вкус, – промурлыкал доктор. – Великолепная имитация внешности и голоса обманули меня, но стоило коснуться губами... Это словно целовать пепел. Воспоминание о твоем всепоглощающем пламени лишь распалило меня. Что-то до боли сжалось в груди у Тсузуки. – Я здесь не для того, чтобы слушать весь этот бред, – он ослабил хватку. – Расскажи мне о контракте. Давно ты его заключил? На какой срок? – Сперва поцелуй меня, – Мураки вызывающе задрал подбородок. – Хочу убедиться, что рядом со мной не клочок бумаги. Тсузуки насторожено наблюдал за ним, унимая дрожь предвкушения. – Ты сказал, что принадлежишь мне, и я могу приказывать тебе, помнишь? – руки в перчатках уже скользили вдоль ключиц Мураки, чуть замерли у основания шеи, двинулись к плечам, проникли под одежду, сдвигая ее. – Опять лгал? Настоящий глаз Мураки удивленно распахнулся. – Но ведь, Тсузуки... – он не договорил, захлебнулся воздухом, когда шинигами погладил кожу вокруг соска. – Ты прав на собственность никогда не предъявлял. Я и не догадывался... – он потянулся под ладонями, млея от прикосновений прохладной кожи перчаток к его собственной. – Я тоже, – натянуто проговорил Тсузуки, который с трудом заставил себя сосредоточиться на поставленной задаче. Он знал, что чувственная натура доктора была самым уязвимым местом. Туда и стоило направить удар. Своди Мураки с ума прикосновениями, шепчи слова восхищения его красотой – и он растает, даже не потребуется доставать фуды. Шинигами гладил широкие упругие мышцы груди. Кожа перчаток стала спасительным барьером, позволив ласкать Мураки, фактически его не касаясь. Свободный от собственных ощущений, Тсузуки мог спокойно наблюдать за реакцией доктора. Как возбужденно вздымается и опускается грудная клетка, как подрагивают напряженные в предвкушении ласк мышцы, как покрывается мурашками кожа, там, где ее касаются перчатки. Вот только стоило огромных усилий игнорировать взгляд полуприкрытых серых глаз, который, похоже, не оставлял без внимания ни одного его движения. Конечно, Тсузуки было далеко до такого эксперта как Мураки, но как доставить другому человеку удовольствие он знал. Однако шинигами не ожидал, что его собственное тело начнет отзываться. Кончики пальцев пылали, несмотря на то, что сквозь перчатки он чувствовал лишь отзвук тепла. Во рту пересохло. Пот ручейками стекал по шее и спине. Накатывая волны тепла в низ живота, с каждым ударом сердца его плоть разгоралась все сильнее. Мураки даже не требовалось прикасаться к нему, чтобы заставить пробудится его тело. Мураки закрыл глаза. – Не стоит меня так дразнить. Легкое движение плеч и юката беззвучно стекло вниз. Он остался бесстыдно обнаженный. Ничто больше не скрывало его члена – изящного изгиба самой похоти. – Дотронься до меня, Тсузуки. Пожалуйста… дотронься. Руки Тсузуки скользили и скользили по телу доктора. Шинигами осознал, что в брюках ему становится тесновато. Приглашение Мураки путало мысли. – Сперва расскажи мне о контракте. Мураки тяжело вздохнул. Он взял ладонь Тсузуки и потерся об нее щекой. – С технической точки зрения, это договор, а не контракт. - Договор? – такой термин встречался в древних текстах, но точный смысл Тсузуки припомнить не мог. – И в чем же разница? - Я думал, ты никогда не спросишь. Позволь мне объяснить тебе. Одной рукой Мураки схватил его за ладонь, другой за плечо и, отклонившись чуть в сторону, с нечеловеческой силой дернул через себя. Кувыркнувшись над диваном, Тсузуки с грохотом приземлился на журнальный столик. Котенок возмущенно замяукал и взлетел на диван. Грудь взорвалась болью. Ведро со льдом, бутылка саке и чашки раскатились по ковру. Доктор молниеносно атаковал, распластав шинигами на лакированном дереве столешницы. - Мураки! К чертям, что ты… Конец фразы заглушил рот Мураки. Тсузуки мотал головой, но тщетно. Напористость доктора граничила с насилием. Зубами, языком он пробивал себе дорогу сквозь упорно стиснутые губы шинигами, пока не добился своего. Тот тихо застонал, ощутив во рту металлический привкус крови. Позабытый всеми котенок тихо лежал на спинке дивана, наблюдая. Мураки, видимо, тоже почувствовал кровь. Приподнявшись на локтях, он перенес часть веса с Тсузуки. Губы стали более нежными, успокаивающими. Язык ласкал Тсузуки медленно, долго, тщательно, заставив его трепетать, забыв о прежней боли. Это было именно то, чего шинигами так страстно желал последние три ночи. Восхитительная, непередаваемая истома, охватывающая конечности… тепло и сладость рта Мураки, что с такой настойчивостью исследовал его… приятная тяжесть тела, поймавшего его в ловушку на этом столе. - Да, - Мураки оторвался от Тсузуки, переводя дыхание. – И в самом деле, не сравнить – огонь и пепел. Он глубоко вздохнул и принялся развязывать шинигами галстук. - Позволь, я помогу тебе расслабиться. Тсузуки закрыл глаза. Стыд поднял свою уродливую голову, но его быстро прогнала причудливая смесь доводов разума и чувств. Информация и насыщение – вот почему он был здесь. Он заставил себя сосредоточиться на словах доктора. - Договор, контракт… и то и другое – соглашение. В чем разница? - Контракт – сделка со взаимными обязательствами. К примеру: особое умение в обмен на душу. Мураки расправился с воротником рубашки и кончиком языка провел по обнажившейся шее. – Но договор – нечто большее. Намного! – проговорил он. – Это крепчайший союз, ратифицированный кровью. - Невозможно. Демоны не склонны заключать союзы с кем бы то ни было, и уж менее всего – с людьми. Мураки усмехнулся. Низкий звук его голоса бархатом щекотал кожу Тсузуки. - Когда демон чего-то отчаянно желает, он пойдет на все. А если помощь человека приблизит его к заветной цели, почему бы не заключить договор. – Он расстегнул пуговицы на черном жилете, одним движением пальцев разобрался с подтяжками, а когда занялся рубашкой, от прежней свирепости не осталось и следа. Движениям вернулись мягкость и осторожность. Он снова контролировал себя. - Это взаимовыгодное соглашение. Вместе каждый добьется больше, чем, действуя в одиночку. Доктор прижался губами к обнаженной груди шинигами, слизывая росинки пота, двинулся вниз к животу. - Даже здесь ты сладок на вкус, Тсузуки. Тсузуки била дрожь. Вцепившись в края стола, он умирал под изысканной чувственностью прикосновений Мураки. Его члену было тесно под тканью брюк. Каждое движение доктора сладким импульсом удовольствия и боли отдавалось в паху. Одежды словно и не существовало вовсе. Ткань превратилась в отличный инструмент для утонченных ласк. Шинигами выгибался навстречу обнаженному телу Мураки, желая освободиться, наконец, от безумного напряжения. - Какое нетерпение, – озорно упрекнул тот, чуть прикусил сосок, затем нежно вылизал его, послав новую волну удовольствия через изнывающую плоть Тсузуки. Руки доктора скользили по талии шинигами, острыми ногтями сдирая кожу. - Ты правда хочешь, чтобы все закончилось так быстро? Тсузуки тихо заскулил. Жалкое подобие протеста вырвалось сквозь стиснутые зубы. Он уперся ногами в пол и рванулся из объятий мучителя. Но все, что смог – лишь немного приподняться над столом, прежде чем с грохотом рухнуть обратно. Мураки, чтобы удержаться, схватился за края столешницы. - Думаю, ответ я получил. Он устроился на Тсузуки, сжимая коленями его бедра, изогнулся над ним, словно хищник, высматривающий очередную жертву. Настоящий глаз прищурен. Фальшивый – искрится алым пламенем. При виде контракта, Тсузуки пришел в себя. - И давно ты заключил договор? - С Киото. До того момента это был обычный контракт. Но потом Оно спасло мне жизнь и мы… пересмотрели условия. Рука Мураки добралась до паха шинигами, пальцы погладили бугорок под готовой лопнуть тканью. - Ну-ну… Неужели это все для меня, Тсузуки? Он расстегнул молнию, засунул ладонь внутрь и погладил твердую плоть. Тсузуки судорожно дернулся, тело больше не желало ему починяться, таяло в руках Мураки от восхитительной гаммы ощущений. Слово «удовольствие» не передавало и сотой доли того огня, что жидким золотом разливался по телу. Запреты и доводы разума шелухой осыпАлись с пробуждающегося в нем нового существа, чья стихия чувства… желающего ощущать и дарить ощущения. Тсузуки потянулся к своему мучителю. Вцепился в литые мышцы плеч. Кожа Мураки бесподобного оттенка слоновой кости выглядела почти нереально рядом с черной кожей перчаток. - Ахх.. – Мураки дрогнул, изогнулся в руках шинигами. – Да, так. Прикасайся ко мне. Его пальцы уже двигались вверх-вниз вдоль члена Тсузуки, настойчиво, всё ускоряясь, вознося Бога Смерти на недоступные прежде вершины блаженства, заставляя корчиться, метаться от огня сжигающего вены, от желания доставить партнеру не меньшие муки. Он вгрызся в совершенную плоть доктора, смакуя соленую гладкость человеческой кожи. Погладил мощные лопатки, заскользил ладонями к талии, ощупал узкие бедра, вернулся к округлости ягодиц, словно вылепленных для его прикосновений. Вслепую нашел ямочку кобчика, затем медленно опустил пальцы в чувствительную ложбинку, без слов обозначая направление своих желаний. Мураки зашипел, отпрянул, выпуская шинигами. Поднял голову, сверкнув дьявольским глазом. - Что ты делаешь? Десятилетиями Тсузуки подавлял эту кошмарную часть своей натуры, стыдился неуемной жажды физического удовлетворения, был напуган ее мощью. Возможно, таким образом давала себя знать демоническая составляющая его крови. Он много думал над этим, но никогда не осмеливался спросить. Он очень сомневался, чтобы кто-нибудь в ЭнМаЧо отнесся к такой склонности с пониманием. Узнай о его тайных желаниях друзья, они бы отвернулись от него, несмотря на всю доброту и заботу. Мураки был первым, кто, кажется, имел некоторую склонность… впрочем, возможно и у его распутства существовали пределы. - Обладать можно по-разному, - тихо проговорил Тсузуки. Он потянулся, нежно ухватил губами мочку уха доктора. Покатал на языке рубиновую сережку, восхищаясь контрастом прохладной граненой поверхности камешка и теплой мягкости плоти. Мураки очень медленно выдохнул, склонил голову, наслаждаясь, требуя еще. Тсузуки проследил ладонями изгиб бедра, кончиками пальцев погладил шрамы от ран, которые сам нанес несколько месяцев назад в Киото. - Не каждый способ влечет за собой боль и страдание. Некоторые могут быть чрезвычайно… приятными. Руки в перчатках кружили по упругим ягодицам. Тсузуки снова осмелился проникнуть к желаемому месту. Мураки застыл. Каждая мышца, как взведенная пружина. Он отвернулся, избегая встречаться взглядом с Тсузуки. - Ту сволочь, что трахала меня в прошлый раз я поклялся убить, - голос Мураки не изменился, но Тсузуки уловил его страх. - Ох… Убил? Саркастическая усмешка скривила губы доктора. - План по его воскрешению был прекрасен… но как-то все не заладилось, нэ? Саки! Сводный брат Мураки, которого тот поклялся воскресить, чтобы иметь удовольствие убить собственными руками. Тсузуки не знал всех подробностей их отношений, но подозревал, что насилия и боли там было предостаточно. Возможно, эти отношения напоминали их извращенный пейринг с Мураки? Насилие, порождающее насилие, и так без конца… Ведро ледяной воды произвело бы меньший эффект – Тсузуки безучастно обмяк на столе, опустив руки. Мураки окинул его взглядом холодным, как арктический ветер. Фальшивый глаз потускнел. - Что-то не так? - Что-то? Да все!!! Шинигами с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться как безумец. Он титаническим усилием собрал осколки здравомыслия. - Помнится… - он прочистил горло. – Ты предлагал мне саке. – Нальешь чашечку? Мураки озадачено мигнул. Из всех ответов этот он ожидал услышать менее всего. - Ты хочешь саке? - Если не затруднит, - смутился Тсузуки. – За вечер я так ничего и не выпил. Доктор досадливо поморщился. Он выпрямился, сидя на коленях шинигами. Настоящий глаз смотрел с мрачным недоверием. - Это все, чего ты хочешь? Выпить саке? - Мураки схватил его член, тот непроизвольно дернулся и затвердел. – Ты уверен? - Да, - Тсузуки закрыл глаза, заставляя мышцы расслабиться. – Пожалуйста… налей немного. Мураки заключил в ладони вставшую плоть, позволив выскользнуть чувствительной головке, и принялся медленно ласкать ее круговыми движениям больших пальцев. - Ты не убедил меня, Тсузуки. Возможно, есть еще кое-что, чего тебе хотелось бы? Не открывая глаз, шинигами затряс головой. Вцепившись в края стола он думал, как бы ненароком не выдать себя. Ведь тело снова пело от удовольствия под ладонями Мураки, и так хотелось метаться в его объятиях, умолять продолжать ласки. Тсузуки сжал зубы, цепляясь за разбегающиеся мысли, собрал всю свою волю в кулак. С утробным рычанием Мураки сполз на пол. Встав на колени, он за бедра рванул шинигами на себя. Устроившись между ног, принялся стаскивать с него ботинки и брюки. Глаза Тсузуки распахнулись. - Что… что ты делаешь? - Я хочу услышать, что же ты на самом деле хочешь. Если саке - предел твоих мечтаний, докажи мне это. Он наклонился и взял его член в рот, так глубоко, насколько это вообще было возможно. Мир раскололся и перестал существовать. Все исчезло, кроме него самого, бьющегося в сладостных конвульсиях, и мягкой влажности губ Мураки вокруг его плоти. Доктор вкушал его с тем же упоением, что и во сне, позволяя разгоряченному члену скользить между губ, вдоль языка к горлу и обратно. Язык лизал, обвивал, дразнил пульсирующую головку неутомимо, без остановки, манипулируя реакцией Тсузуки так, словно ждал этого момента всю свою жизнь. Шинигами не смог сдержать стонов каждый раз, когда его плоть скользила к горлу Мураки. Он метался на гладкой поверхности стола, выгибался на волнах удовольствия. - Пожалуйста… - он с трудом осознавал, что за слова слетают с его губ. – Прошу… Мураки… Мучитель лишь усмехнулся, довольный полнотой своей власти. - Я знал, - он сжал яички Тсузуки, затем одно из них обхватил губами, нежно пососал, выпустил с легким чмоком. – Я знал. С нашей первой встречи… Это был лишь вопрос времени. Его фальшивый глаз снова засиял. Проклятье! Тсузуки дрожал, последние силы воли таяли. Его желания, аппетиты, жажда физического наслаждения всегда отличались от человеческих. И если неуемную любовь к сладкому можно было списать на ребячество, то сексуальную жажду оправдать было нечем. Он не мог отрицать себя. Никогда не мог. Так какой смысл бежать от себя? Еще в Киото он понял тщетность этих попыток. В забвении спасенья не найти. Но становиться послушной марионеткой или куклой в руках Мураки он не собирался. Если доктор думает, что может вертеть им как пожелает, то есть способы доказать ему обратное. Рукой в перчатке он дотянулся до пола, пошарил по ковру в поисках чего-нибудь подходящего. Пальцы наткнулись на бутылку саке. Холодную и твердую. Великолепно. Он схватил ее за горлышко, медленно поднял и… обрушил на голову Мураки. Доктор даже не взглянул, одним изящным движением перехватил бутылку в воздухе. Звук удара стекла о ладонь в тишине комнаты прозвучал почти выстрелом. Тсузуки скрипнул зубами. Несмотря на то, что закон всемирного тяготения был на его стороне, он не мог опустить бутылку даже на дюйм. Мураки медленно поднял голову: фальшивый глаз – огонь, губы – тонкая линия. Доктор и шинигами несколько секунд сверлили друг друга взглядами. Переплетение черных и белых пальцев на стекле… никто не собирался уступать. Котенок переводил внимательный взгляд с одного на другого. Наконец, Мураки чуть ослабил хватку, позволив бутылке опуститься. Его губы скривились в печальной усмешке. - Так вы желаете саке, Тсузуки, – проговорил он с преувеличенной любезностью. – Как вам его подать? Какой температуры. Этот сорт употребляется охлажденным, но возможно вы предпочтете его подогретым или горячим… Передышка… хотя бы на время. - Охлажденный подойдет, спасибо. Тсузуки разжал пальцы, позволив Мураки забрать бутылку.

на маня чур потом бочки не катить! писала это всё не я и не присваеваю это себе! все бочки чур на Алекса!

 Отправлено: 10.12.07 22:17. Заголовок: Tsuzuki пишет: все ..

Tsuzuki пишет:

цитата:

все бочки чур на Алекса!

какая ты щедрая

 Отправлено: 15.12.07 20:06. Заголовок: ALex пишет: какая т..

ALex пишет:

цитата:

какая ты щедрая

я такая! воть есцо! Скрытый текст

Сначала он хотел сделать это до обеда, но потом передумал. С вечера сон крепче, а каждый сон был потенциальным источником новых сведений о Мураки. Прежде чем лечь спать, Тсуlзуки приготовил на тумбочке ручку и блокнот, чтобы записать все, что по пробуждении покажется важным. Он переоделся в теннисные шорты и футболку, в которых обычно спал. Выключил свет и тут же провалился в сон, чему был очень рад. Ему привиделся сад роз, в свете полной луны. Шинигами бродил среди давно отцветших кустов и обрезал ненужные побеги, чтобы по весне розы цвели пышнее. Это занятие ему нравилось. В Мейфу, где царила вечная весна, ухаживать за садами не было необходимости. Они круглый год цвели сами по себе. Тсудзуки вдохнул воздух и почувствовал сладкий аромат роз. Но откуда? Ведь кругом торчали лишь голые, шипастые ветки. – Я обещал тебе розы, не так ли, Тсудзуки?.. Не выпуская из рук садовых ножниц, Тсудзуки огляделся. Никого. – Мураки! Где ты? – Увы, для них не сезон. Я с трудом собрал для тебя букет. – Казалось, голос шел отовсюду, но сад был пуст. – Трус! Хватит прятаться. Выходи! – Это ты прячешься, – прошелестел голос над его правым ухом. Кожу тронуло дыхание, тяжелое и теплое. – Выйди и найдешь меня. Тсудзуки потер ухо. Неужели Мураки освоил заклинание невидимости? – Где ты? Ответа не последовало. – Мураки! Если не здесь, то где-то очень близко. Тсудзуки шагнул вперед и понял, что проваливается в темноту. И тогда он прыгнул… Х Х Х Он проснулся в своей кровати. Ночь. Единственный источник света – фонарь луны за окном. Мир обрел четкость. Похоже, все кончилось! Тсудзуки вздохнул и тут же ощутил знакомый запах, гораздо более насыщенный, чем прежде. А еще скрипнула кровать, принимая чей-то вес. Цепенея от страха, Тсудзуки осознал, – в кровати он не один… – Я рад, что тебе удалось. Тсудзуки медленно, очень медленно повернул голову. Одновременно он инстинктивно натянул одеяло до самого подбородка. Мураки, собственной персоной возлежал рядом, подперев голову рукой. Лунный свет превратил его в нечто среднее между белым призраком и алебастровой статуей. Белое юката ни капли не скрывало широкую гладкую грудь. – Что ты делаешь в моей постели?!! Убирайся к черту!! Тонкие губы Мураки изогнулись в легкой усмешке. – Ты позвал, я пришел. Он поднял руку и раскрыл ладонь. В Тсудзуки полетел ворох лепестков роз. – Живые цветы гораздо лучше, согласен? Тсудзуки ничего не мог рассмотреть сквозь кроваво-красный покров. Сладкий запах проникал в ноздри, кружил голову. – Прекрати! Убери их! – он замотал головой. Бархатистой волной лепестки скатились с шеи и лица и рассыпались по подушке. Несколько запуталось в его черных волосах. – Великолепное зрелище, – промурлыкал Мураки. Он снял очки и положил их на тумбочку. – Жаль, что букет в библиотеке постигла печальная судьба. Но ты бросил мне такой вызов… Как я мог сопротивляться?.. Тсудзуки заметил, как сквозь серебристые нити челки поблескивает алым фальшивый глаз. Ему очень хотелось рассмотреть поближе зрачок, но это означало, что придется приблизиться и к его обладателю. Он заставил умолкнуть призыв инстинкта самосохранения огреть доктора чем-нибудь потяжелее и броситься прочь. Впрочем, он знал, как наладить общение даже с серийным убийцей. – Из-за твоих проделок, мне закрыли доступ в библиотеку на 300 лет. – 300 лет? – тихо рассмеялся Мураки. – Для бессмертного это песчинка в реке времени. Он проследил пальцами изгиб его ключицы под тканью футболки. – В любом случае, это не имеет никакого значения. Там нет ответов на твои вопросы. Тсузуки оттолкнул его руку. – Ты хотел, чтобы я нашел тебя, зачем? – Ну конечно! – Мураки наклонился, и провел губами по щеке Тсузуки – бархатная ласка, легкая как лепестки роз, которые доктор разбросал над кроватью. – Между нами есть неоконченное дело. Помнишь? Сердце Тсузуки отчаянно рвалось из груди. Он уже не видел ничего кроме красного рубина глаза и серебряных нитей волос. Он закрыл глаза, и мир растворился. Осталась только темнота и тепло губ Мураки на его коже. У Тсузуки зашумело в голове. Доктор коснулся кончиком языка уголка его губ. И сразу же перешел в наступление. Тсузуки не мог дышать, не мог думать, не мог шевельнуться. Мураки навалился на него своим весом. Он понимал, что тонет в энергии этих прикосновений. И спасения не было. Язык Мураки легко проник сквозь дрожащие губы Тсузуки, по-хозяйски исследовал небо, мягкую влажность внутренней стороны щек. Его подрагивающий кончик дразнил, вызывал прилив сладкой дрожи и еще что-то… что-то опасное, чересчур похожее на согласие. Тсузуки понял, что пьет терпкий, с богатым букетом напиток, вкус которого восхитительнее и насыщеннее вкуса самого лучшего горького шоколада. Оторвавшись, Мураки хищно улыбнулся. Его бедро скользнуло между ног Тсузуки, в поиске еще более тесного контакта. – Тсузуки… – хриплый баритон доктора смаковал каждый слог его имени. – Я безумно… хочу тебя. – ХВАТИТ! С нечеловеческим усилием Тсузуки схватил Мураки за плечи и столкнул с себя. Он осознал, что руки дрожат и дело было не только во внушительном весе этого негодяя. Мураки вздохнул и разочаровано покачал головой. – Почему ты продолжаешь сопротивляться? Почему отрицаешь очевидное, даже для самого себя? Заткнись! – Тсузуки заставил улечься бушевавшую в нем энергию. Не сейчас. Нужно было сосредоточится на Мураки и его дьявольском глазе, попытаться рассмотреть его поближе. – Неужели нет других дел, кроме как приставать ко мне? А как же планы о бессмертии? – Но это доставляет мне такое удовольствие… – ответил Мураки. Он поднялся и пригладил волосы. – К тому же, прошу запомнить, я не из тех, кто вторгается в частную собственность без приглашения, как это сделал ты на «Королеве Камелии». Это вопиющая невежливость недостойная джентльмена, коим я являюсь. Тсузуки аж подскочил. – Я выполнял задание! Так что не считается! А что касается твоего кодекса чести – что-то не помню, чтобы посылал тебе приглашение ко мне в постель. – Ты позвал меня в другое, куда более интимное место. – Мураки погладил его шею там, где отчетливо билась жилка пульса. – В твои фантазии. Тсузуки перехватил руку. – Но как? Как ты смог? – Разве тебя не предупреждали вести себя спокойнее, Тсузуки. Ты забыл, что может случиться?.. Что-то холодное обожгло кожу вокруг правого запястья. И тут же раздался щелчок – стальной браслет намертво приковал его руку к матрасу. – Эй! Что ты делаешь?!!! Пока Тсузуки возмущался, второй браслет защелкнулся на другом запястье. Шинигами и оглянуться не успел, как оказался распят за руки на матрасе. – МУРАКИ!!! – Тсузуки дернулся, но тщетно – оковы держали крепко. – Что это, к дьяволу такое?! – Изобретение Ватари. Я немного доработал его для своих целей. Передай изобретателю мою самую искреннюю благодарность. Тсузуки выругался и отшвырнул Мураки ногами. – Это несправедливо! Только такой ублюдок как ты мог опуститься до такой подлости! Мураки встал и развязал пояс на юката. С легким шелестом оно скользнуло с его плеч. Тсузуки отвел глаза, он уже и так знал, что под кимоно Мураки обнажен. От страха свело в паху. Из опыта прошлых встреч сценарий дальнейших событий был ему известен. Чтобы найти выход, следовало менять тактику. – Какой смысл меня связывать? – спросил он. – Ты же знаешь, что моя магия во сне никогда не работает. Ты так боишься меня? Черным силуэтом на фоне окна вырисовывалось тело Мураки, лунные блики играли на его широких плечах. – Я расцениваю это как разумную предосторожность, учитывая твои прежние… художества. – Мураки поднял руку и провел пальцами по уродливому рваному шраму под ребрами. – Поверь мне, Тсузуки, даже обездвиженный ты все еще вызов для меня. Он присел около кровати и осторожно убрал с лица Тсузуки пару чересчур длинных темных прядей. Тот застыл, ошеломленный нежностью этого жеста. Мураки, да кто же ты, черт побери?! Доктор запечатлел по-отечески целомудренный поцелуй на лбу Тсузуки. – Ты никогда не задавался вопросом, почему твоя магия во сне в моем присутствии не работает? А, Тсузуки? – Ты управляешь моими снами. Ты решаешь, что я могу, а что нет. Мураки провел губами по изгибу его бровей. – Полная чушь. Твои чувства и реакции целиком и полностью принадлежат тебе. Теплым кончиком языка он деликатно пощекотал краешек его века. Тсузуки затряс головой. Он не желал признавать своего поражения. – Нет, не надо! Мураки его проигнорировал. Он зажал лицо Тсузуки между ладонями и добрался до другого века. – Ты теряешь силу рядом со мной, потому что сам этого хочешь, – промурлыкал он. – Где-то в глубине души ты сам желаешь всего того, что я с тобой делаю. Внутри у Тсузуки похолодело. – Ты лжешь! Мураки небрежно пожал плечами. – Верь во что хочешь. Я лишь высказал предположение. Он покрыл шею Тсузуки каскадом уверенных поцелуев. – Нет! – Тсузуки не смог сдержать дрожи. Смесь страха и возбуждения ударила по нервам. Он рвался из оков, но только еще лучше осознавал упругую и горячую тяжесть Мураки, вдавившего его в матрас. Между тем, губы доктора двигались вдоль ключицы Тсузуки до тех пор, пока позволил ворот футболки. Тогда ртом Мураки безошибочно нашел затвердевший сосок. Через ткань он принялся покусывать, дразнить этот чувствительный кусочек плоти. Тсузуки стиснул зубы, сдерживая стон. Трение влажной ткани о тонкую кожу соска заставило шинигами задохнуться от желания. Посмотрев вниз, он увидел, как предательски выпирает бугорок сквозь мокрое пятно на футболке, требуя еще большей ласки. Но Мураки уже переключился на вторую грудь. Он завладел соском и обсасывал его с жадностью младенца. Напрасно Тсуузки мотал головой и бился в оковах, тело покрылось бисеринками пота. Его бесстыдно пожирали. Его плоть стала главным блюдом на празднике удовольствий Мураки. Которым наслаждаются сейчас и… бросят, когда насытятся. Испытал ли все это Хисока, прежде чем было наложено проклятье, и красные линии татуировок оплели его тело? – подумал Тсузуки. Мураки заметил, что Тсузуки отвлекся, и разозлился. Его руки скользнули к шортам шинигами и стянул их вниз, вонзая острые ногти в изгиб ягодиц. Тсузуки зашипел и выгнулся дугой. Неожиданная боль заставила забыть прежнее пульсирующее удовольствие от поцелуев. Мураки воспользовался этим, чтобы стянуть шорты до колен. – Нет! – Тсузуки извивался, пытался отпихнуть доктора, но шорты сковывали движение. – Черт побери! Мураки! Доктор легко уклонился от ударов и погладил кожу там, где уже проступили отметины от ногтей. – Тссс, тише. – Прошептал он так, словно успокаивал испуганного ребенка. – Баланс противоположностей – основа гармонии. Сильная боль открывает дорогу огромному удовольствию. Учись терпеть Тсузуки. Он задрал футболку и разбросал по обнаженному телу лепестки роз, а затем начал круговыми движениями медленно втирать их в кожу груди и живота. С запахом лепестков улетучивался гнев. Такого замечательного аромата не было ни у одних известных Тсузуки цветов. Каждая мышца, каждый нерв трепетали под ладонями Мураки. Его чувства наслаждались бархатными прикосновениями лепестков к коже. Его собственный запах смешивался с эфирным маслом роз. – Да, да… – шептал Мураки – Почувствуй их мягкость. Столь прекрасному телу, как твое, не требуется других украшений. Его рука скользнула ниже и обхватила член. Тсузуки дернулся как от электрошока. Он буквально задохнулся от нахлынувших ощущений. Мураки действовал так умело, что затвердевшая плоть шинигами сама нырнула к нему в ладони. И даже больше: в то время как сам Тсузуки ненавидел и презирал Мураки и его действия, собственное тело бесстыдно предавало его, упиваясь лаской прикосновений, требовало еще и еще. Удовольствие расплавленным золотом растеклось по венам, нестерпимо жгло низ живота. Поток желания прокатился по телу. Бедра раскрылись, приглашая доктора продолжить ласки. Со своей стороны, Мураки, положив голову на одну из прикованных рук шинигами, сквозь ресницы наблюдал за его реакциями. Большим и указательным пальцем, обхватив чувствительную головку члена, он начал движение вверх-вниз. Он ощутил, как Тсузуки заерзал бедрами на простыни, желая большего. Но оставил эту мольбу без внимания – у него был собственный план действий. Он прижался губами к уху Тсузуки. – Я хочу, чтобы ты чувствовал, а не боролся. Сосредоточься на том, что я с тобой делаю здесь и сейчас, в этой кровати. Тсузуки зажмурился и едва смог проговорить: – Прекрати. Ты своего добился… – Да неужели? – Мураки любезно оставил его на мгновение в покое. – Я еще даже не начал. Он сдернул с Тсузуки шорты и устроился у него между ног. С недоброй улыбкой согнул одну из них в колене и, как дегустируют сочные фрукты, стал покусывать ее с внутренней стороны бедра. Слегка царапая ногтями кожу, он двигался выше и выше. Тсузуки беспомощно, в гипнотическом отчаянии следил за ним. Его зачаровало плавное, волнообразное перекатывание мышц плеч и рук Мураки. Он на мгновение увидел великолепные зубы, прежде чем Мураки вонзил их в тугую плоть его бедра. Одна часть Тсузуки испытывала боль, другая стремилась удовлетворить необъяснимое любопытство созерцания этого великолепного зрелища. И все сильнее разгоралась жажда достигнуть пика. Его покинутый член пульсировал внизу живота – изящная дуга неудовлетворенного желания. Все-таки смутившись, Тсузуки отвернулся. Взгляд упал на скованное запястье. Металл стер кожу до крови. Новая боль, к счастью, отвлекла от напряжения и боли в паху. Возможно, Мураки и правда разбирался в тонкостях ощущений, поскольку Тсузуки действительно начал получать своеобразное наслаждение от схемы «боль и удовольствие». Губы доктора скользили вдоль бедра, поднимаясь к низу живота. Мураки сознательно задел зубами чувствительную плоть. Тсузуки дрожал всем телом, разрываясь между страхом и желанием. Он отчетливо чувствовал горячее дыхание на свом члене, видел серебристую голову, склонившегося над ним призрака в свете луны. Наконец, Мураки сжалился. Он взял в ладонь его яички, осторожно сдавил их, прижал к телу, отпустил, лаская. Тсузуки громко застонал. Это была пытка, пытка удовольствием, желанием и болью, где одно уже не отличить от другого. Он снова выгнулся дугой, на этот раз изнывая. Каждый миллиметр его мускулистого тела покрылся потом. Его сознание утонуло слишком глубоко, чтобы напомнить о таких эмоциях, как стыд и вина. Он отнес свои реакции к категории слабостей, вроде ненасытности. Вот только в желании хорошо поесть не было ничего порочного, по крайней мере, общественная мораль этого не осуждала, а как быть с желанием того, что происходило здесь и сейчас?.. Его член качнулся как маятник. Казалось он льнет к Мураки в немой мольбе о прикосновениях. Тсузуки чувствовал эту раздирающую агонию, эту сладкую, невыносимую боль. Он корчился и мотал головой, в то время как его чувства упивались умением доктора так мастерски продлевать удовольствие. Возможно, Мураки прав. И он сам виноват в собственной беспомощности. Есть ли способ освободить хотя бы одну руку? Доктор погладил пальцем головку, оттянул крайнюю плоть и осторожно лизнул. – Восхитительно! Так сладко!.. – промурлыкал он, зажмурившись от удовольствия, с видом гурмана, смакующего очень дорогой деликатес. Его глаза распахнулись. Аметист и рубин фальшивого глаза. – Но я хочу большего! – он грациозно изогнулся и взял его пульсирующий жезл в рот. – А-а-ахх! – Тсузуки в оковах рванулся так, что по запястьям потекла кровь. Он едва заметил это в плену тепла, влажности и посасываний окруживших его член. Его словно меч вложили в ножны, вытащили, снова вложили – и так без конца. Калейдоскоп противоречивых эмоций, которые затмили все остальное. Его брали глубоко, так глубоко, что головкой он чувствовал сокращение мышц в горле, потом губы скользнули обратно вдоль его твердого копья, вызвав взрывы восторга. Мыслей не осталось, лишь прерывистое дыхание и тамтамы сердца в голове. Мураки сосал его самозабвенно, пожирая плоть с жадной радостью. Руками приподнял таз Тсузуки повыше, фактически забросив его колени себе на плечи, чтобы иметь возможность как можно глубже забрать его в рот. Тсузуки никогда прежде не случалось быть объектом такого пристального внимания. Он с нескрываемым удивлением наблюдал за тем, как Мураки поднял голову, чтобы перевести дыхание. И прежде чем доктор продолжил, его фальшивый глаз заискрился красным светом, ослепительным, как луч лазера. В хаосе нарастающего оргазма, мелькнула мысль. Это была не просто стимуляция и сексуальное манипулирование. Мураки стремился к чему-то другому. Раскаленный красный глаз, с вязью символов, пылал ярче, чем когда-либо прежде. Он должен был рассмотреть его! Тсузуки взглянул на свои запястья, кровь стекала тоненькими ручейками и пятнала белизну простыней. Но это не имело никакого значения. Он был шинигами. Кровь – ничто. Боль – ничто. Что такое куски стали для того, чье существование само по себе было за пределами человеческой науки. Тсузуки стиснул зубы и взялся за оковы всерьез. Он радовался боли, она отвлекала от бесстыдного удовольствия, доставляемого ненасытным ртом Мураки. Он напряг мышцы плеч. Поднял голову, потянул с таким усилием, что на шее проступили все вены. Рвалась кожа, обнажая плоть и сухожилия. Оковы не выдержали, затрещали. Слезы навернулись на глаза, он стряхнул их. Мышцы болели от усилий. Запястья жгло, как от огня. Первым не выдержал браслет на правом, щелкнув, распался, освободив руку. Запястье истерлось до мяса, кровь сочилась из порезов, но Тсузуки было наплевать на боль. Он сгреб Мураки за загривок и дернул на себя, чтобы встретиться с ним взглядом. – Я здесь не для того, чтобы кормить тебя! – глухо зарычал он, удивившись собственному хриплому голосу. – Энергия моей души принадлежит только мне!!! – Тсузуки… – Мураки моргнул: настоящий глаз, все еще замутнен страстью, фальшивый пылал огнем. – Я не знал, что ты против. Прежде ты никогда… – Теперь знаешь – рыкнул тот. Тсузуки потянул его на себя, теперь доктор буквально лежал на нем. Разгоряченные тела друг от друга отделяла лишь тонкая прослойка лепестков. Тсузуки дернул второй браслет, тот звякнул и разлетелся. Окровавленной рукой шинигами убрал волосы со лба Мураки, чтобы открыть фальшивый глаз. – Игры кончились! Говори! Кто тебе его дал? Мураки улыбнулся. – Почему бы тебе самому не прочитать. Ах, да, для этого нужно внимательно изучить зрачок. А что я получу взамен? Он с восхищением рассматривал запястье Тсузуки, ручейки крови на его руке. Мышцы и сухожилия срастались прямо на глазах. – Твоя регенерация всегда меня поражала. – Он извернулся и слизнул несколько капель крови, упавших ему на плечо. Тсузуки дернул его за волосы, заставив поднять голову. – Я не тележка с лакомствами. Скажи, чего ты хочешь взамен? – М-мм, с чего же начать? Я столько всего хочу. – Мураки чертил своими острыми как шипы ногтями запутанный узор на груди у шинигами. – Но на первый раз сойдет и твое тело. Твое прекрасное тело, послушное моим прихотям. Он чуть сдвинулся и его плоть медленно, тяжело поднялась, словно только что пробудилась. Тсузуки вздрогнул от невольного всплеска желания. Он все еще хотел прикосновений Мураки. Было бы безумием отказаться, когда цель так близка. Пусть доктор делает, что пожелает с его вероломным телом. В ответ он сможет изучить анаграммы на зрачке фальшивого глаза и… найдет способ сокрушить силу Мураки навсегда. В свете этой идеи все обретало новый смысл. Тсузуки ослабил хватку, позволив серебристым волосам выскользнуть из рук. Подушечками пальцев он погладил бархатистую кожу за ухом, пощекотал мочку с рубиновой сережкой-гвоздиком, провел ребром ладони по изящному изгибу шеи. – Я согласен. Мураки ласковым белым котом нырнул под ладони Тсузуки, потерся об них. – Я знал это. Он по-хозяйски зарылся под подушку и достал пузырек с маслом. На следующий день Тсузуки перевернул постель в поисках, но эта бутылка исчезла без следа. Видимо, она, как и букеты роз, принадлежала магии Мураки. – А это ты тоже откопал в моих снах? – спросил Тсузуки. Хитрый огонек вспыхнул в серых глазах. – Когда мы встретимся в следующий раз в реальном мире, ты можешь попытаться это выяснить. А сейчас – снимай футболку. Позволь мне увидеть твое тело, обещанное мне. Медленно, неохотно Тсузуки стянул одежду. Раны на запястьях уже затянулись и больше не кровоточили. Некоторое время Мураки просто с наслаждением рассматривал его. – Настанет день, когда ты окажешься в моей постели не во сне, а наяву, – прошептал он, откупорил пузырек и тонкой струйкой стал лить масло на середину живота Тсузуки. Оно наполнило ямку пупка, растеклось по плоскости. Ничего неприятного, лишь немного щекотно. – Без сделок, без соглашений, без чувства вины. Я дождусь того дня, когда ты придешь ко мне по собственной воле. Тсузуки его проигнорировал. Он мысленно готовился к тому, что должно было произойти. Сосредоточился на дыхании, заставив себя дышать медленно, чтобы расслабиться. Несмотря на все старания, напряжение в паху осталось. И как бы ему не хотелось обратного, его набравшая силу плоть вызывающе стояла, требуя продолжения ласк. Мураки поднял его колени и без предупреждения, ввел в него свои пальцы. Тсузуки захлебнулся воздухом, чувствуя как его прощупали внутри, медленными ударами продвигаясь все дальше. Это не поддавалось описанию. Все его самообладание оказалось хрупким и бесполезным. Искры удовольствия вспыхивали на конце ударов и отдавались в паху, вынудив его тело агонизировать от наслаждения. Снова пойманный в ловушку собственного желания, он невольно начал покачиваться в такт движениям Мураки, с губ сорвался глухой стон. В голове беспорядочно теснились мысли: «Зачем Мураки все так усложняет? Он же насильник и убийца… Был ли он так же предупредителен с Хисокой, когда изнасиловал и проклял его?» Тсузуки понимал, что никогда не узнает этого, но подозревал, что переборчивый и обстоятельный Мураки ради собственного комфорта предпочитал хорошо готовить жертв. … Как сейчас готовил его? Нет! Сейчас было иначе. Он не жертва. Он сам сделал свой выбор и преследовал собственные цели. – Ты обещал быть послушным. А потому сосредоточь свое внимание на мне, Тсузуки. – Мураки приостановил пальцы, подался вперед и взглянул ему в лицо. – Думай только обо мне. Его пальцы задвигались быстрее, ударяя в особенно чувствительную точку. Тсузуки выгнулся, загребая ладонями лепестки и простыни. – Я никогда не обещал… мои мысли… Только… мое тело. – Хммм. – Мураки задумчиво кивнул. – И правда. Он вытащил пальцы и лег на Тсузуки, его тяжесть вдавила шинигами в матрас, вышибая воздух из легких. – В таком случае, предоставь мне свое тело, как обещал. – Одним властным ударом он вошел в Тсузуки. Шинигами едва слышно застонал. Мощный и твердый, Мураки двигался внутри него, без устали, наказуя. Он инстинктивно сжался, когда доктор протолкнул себя еще глубже, и мышцы запротестовали вторгающейся массе. Над ним Мураки вздрогнул и опустил голову. Пара капелек пота скатилась у него со лба и упала Тсузуки на грудь. Мураки медленно вышел, потом рывком вернулся, задавая странный агрессивный ритм, вонзаясь снова и снова в отданную на растерзание плоть. Тсузуки морщился, но не протестовал. У шинигами тело бессмертно, что ему боль… Даже после этого сексуального издевательства не останется ни ран, ни шрамов, ничего… Кроме памяти. Но об этом он не будет волноваться сейчас. Разберется позже. Толчки не замирали ни на мгновенье. Огонь боли разогнал туман в мыслях, заставил разум пробудиться. Тсузуки нашел в себе силы сосредоточиться на собственной задаче. Мураки изогнулся над ним, лунные блики вырисовывали широкие плечи. Его сильные руки обхватили колени Тсузуки, чтобы иметь возможность проникать в него как можно глубже. Лицо доктора почти терялось в тени, только край скулы и пара нитей челки мерцали в призрачном свете, да серебро ресниц, трепещущих на бледной коже. – Мураки. – прохрипел Тсузуки. Он потянулся к грациозному изгибу шеи и вцепился доктору в челюсть, заставив взглянуть на себя. – Выполняй свое обещание! Дай мне изучить твой фальшивый глаз. Мураки подчинился. Он замер, не убирая рук и не выходя из него. Его совершенное тело сжалось, как взведенная пружина. Фальшивый глаз оставался тусклым, скрытый за волной серебристых волос. Но стоило ему сфокусироваться на Тсузуки, как он запылал. Внешний зрачок расширился, открывая внутренний мерцающий, огненно-красный. Его свет постепенно угасал, растекался, формируя красную спираль из 12 четких символов. Они пульсировали, изменялись, складывались в странные сияющие образы и знаки. Тсузуки завороженный наблюдал за этой пляской. Их структура была менее стройной, чем у печати на глазу Хиджири. То как они изменялись, выглядело очень странно. С таким Тсузуки раньше никогда не сталкивался. Это были не просто начертанные слова. Они жили по своим правилам, наделенные способностью складываться в сверхъестественное послание. Ему буквально не за что было зацепиться, чтобы все их запомнить. А чтобы расшифровать требовалась помощь Ватари или Гушошинов. – Ты ими так очарован, Тсузуки? Если бы я только знал раньше. Чтобы привлечь тебя, я использовал кровь жертв, а оказалось, что я сам гораздо более желанная наживка. Тсузуки был чересчур поглощен рассматриванием анаграмм, чтобы обратить внимание на слова Мураки. – Открой его шире! Мне нужно как следует изучить знаки! – Хм. – Мураки нахмурился, раздраженный высокомерностью тона. – Думаю, на сегодня ты увидел достаточно. Он возобновил движение бедер. Но на этот раз действовал деликатнее, медленнее. Боль от агрессии сменило что-то гораздо более приятное… возбуждающее… Тсузуки сдавил горло доктора, ногтями другой руки вцепился ему в загривок. – Ты обещал, – захрипел он, сдавив коленями талию Мураки – слабая и безрезультатная попытка сдержать его. – Мое тело в обмен на твой глаз. Таково условие нашей сде… е… – он напрягся, задохнувшись, забыв слова. Теплая, твердая плоть Мураки скользила внутри него, посылая в пах импульсы невозможного удовольствия. Над ним покачивалась самодовольная улыбка доктора. – Я передумал. Пораженный твоим телом, я хочу больше, намного больше. – Ублюдок. – Он хотел произнести грозно, но сквозь сбивчивое от экстаза дыхание это прозвучало почти ласково. Его тело выгнулось дугой на кровати, навстречу Мураки, который с каждым толчком безошибочно все ближе подбирался к чувствительнейшей точке. Боль осталась, но, смешавшись с удовольствием в сумасшедший коктейль, заставила Тсузуки трепетать от восторга. Сил сопротивляться не осталось. Мышцы размякли, накатила слабость, тело налилось непреодолимой тяжестью. – Да, но в любом случае, ты хочешь меня. – Заметил Мураки с самоуверенным удовлетворением. Он уткнулся носом в шею шинигами. Его дыхание обожгло Тсузуки плечо. Он фактически лег на Тсузуки, подтянув узкие бедра чуть выше, получив возможность проникать еще глубже. Глухой стон вырвался из горла Тсузуки. Похоже, его рвали на части, но при этом чувствовал он себя непередаваемо. Пальцы на шее Мураки разжались. Второй рукой он стиснул плечо и потянул на себя. Мутными от всплесков удовольствия взглядом Тсузуки смотрел на лоснящуюся от пота и лунного света спину доктора. Точеные плечи, мышцы волнами скользящие в такт движению, от которого каждый нерв заходился от восторга. Комната тонула во тьме. Никого рядом, чтобы засвидетельствовать акт порока. Только он и Мураки, слившиеся в экстазе на кровати, которая, похоже, существовала только в его воображении. Мураки царапал ногтями кожу напряженного тела Тсузуки. Незначительная боль, которую тот едва заметил. Затем его ладонь добралась до готовой взорваться плоти шинигами. Он стимулировал Тсузуки в бешеном ритме сбивчивыми ударами, в котором не было и в помине прежнего изящества и мастерства. Но Тсузуки был уже на грани. Не в силах больше сдерживать бушевавшую в нем энергию, он вскрикнул и достиг пика. Экстаз золотой волной пронесся по венам, сметая последние искры разума. Вина, гнев, страх, ненависть… все эти мелкие эмоции больше не имели для него никакого значения. На его плече Мураки сдавленно охнул, задрожал всем телом, достигнув собственной кульминации. Его агония бесконечная и порочная, – больше акт насилия, чем страсти – заставила Тсузуки задохнуться. Наконец он кончил и упал обессиленный на кровать рядом с шинигами. Только звук сбивчивого дыхания. Запах роз, пота и мужского мускуса. Тсузуки откатился в сторону и откинулся на спину, довольный, что снова чувствует вес только собственного тела. Спустя пару минут Мураки неторопливо встал, поднял с пола кимоно. На плечах доктора яркими отметинами остались несколько глубоких царапин. Тсузуки посмотрел на свои руки – под ногтями ржавые полоски засохшей крови. – Когда мы встретимся в следующий раз, будет еще лучше, – пообещал Мураки, завязывая пояс. – Ты нарушил уговор. В следующий раз я вырву твой глаз. – Ну-ну, – рассмеялся Мураки, неожиданно тепло и открыто. – Надеюсь, ты свои обещания выполняешь лучше, чем я свои. Он забрал с тумбочки очки и искоса взглянул на Тсузуки. – До встречи, Тсузуки. Приятных снов. Его тело стремительно теряло плотность, пока не истаяло, слившись со светом луны за окном. Х Х Х Тсузуки закрыл глаза. Он ничего не добился. Возможно, его тело чувствовало себя удовлетворенным, но он нет, поскольку в своем расследовании не продвинулся ни на шаг. Никаких догадок о силе и способностях Мураки. Он недостаточно изучил глаз. Требовались фотографии, или наброски, или сам глаз. Возможно, идея вырвать его не так уж и плоха. Он подтянул колени к подбородку, свернувшись калачиком на влажных остывших простынях. В голове разлилась пустота. Все мышцы болели, как после хорошей драки. На груди странно зудело и пощипывало… Он осмотрел себя. Вермильоновые линии, столь же прекрасные, как нити шелка, тянулись от запястий к плечам. Пересекаясь, обрываясь, путаясь, они легкой паутиной покрывали кожу Тсузуки. По торсу вились толстые красные линии, формируя вязь из спиралей и дуг, сбегавшую от ключиц к бедрам. Проклятье?! Такое же, как на Хисоке? Тсузуки соскочил с кровати и бросился к зеркалу. Он рассматривал свою обнаженную фигуру. Сердце бешено колотилось. Проклятье на теле Хисоки похожими красными лентами оплетало тело, но для обычных людей оно выглядело как красивая, но бессмысленная татуировка. То, что увидел в зеркале Тсузуки, было другим. Красные линии на груди, при более внимательном рассмотрении, складывались в четкие символы, стилизованные под древнюю вязь. Это была вполне читаемая фраза. Тсузуки изучал ее какое-то время, расшифровывая, запоминая. Он встал спиной к зеркалу и оглянулся. Ничего. Чистая, нетронутая кожа. Он коснулся одного из символов. Кончики пальцев окрасились красным. Он потер линии рукой в отчаянной попытке стереть. Ладони стали влажными и красными, но символы остались нетронутыми. Это сон. Никакое человеческое вмешательство не могло оставить на теле шинигами такие незаживающие отметины. Эти линии нереальны. Завтра, когда он проснется, от них не останется и следа. Он вернулся в кровать и завернулся в простыню. – Помни, кто ты есть. Ты – шинигами. Боль – ничто. Удовольствие – ничто. Он повторял эти слова самому себе, пока не заснул.

 Отправлено: 17.12.07 00:08. Заголовок: Tsuzuki А продолжен..

Tsuzuki
А продолжение есть? начало?
очень интересно где ты это взяла
хатю еще!

 Отправлено: 18.12.07 20:17. Заголовок: c_left пишет: очень..

c_left пишет:

цитата:

очень интересно где ты это взяла

извени.....секрет фирмы!
c_left пишет:

цитата:

хатю еще!

позалуста!специально для тя недавно откапала! правдо не савсем то..но это только пока!у мя есцо про крестовый поход есть!там ТАКОЕ!! выложу потом! а нащёт одинокого сердца....так эт ты можешь еси хочешь обращаться комне!
Примечание 2: иногда в тексте попадаются заглавные гласные, не удивляйтесь - это ударение. :)

Скрытый текст

Мураки задыхался в пуху. Тот лез ему в нос, щекотал глаза. Доктор питал слабость к мягким, шелковистым структурам, – одно из его пальто украшал роскошный меховой воротник, который так приятно ласкал шею и подбородок. Но то, что творилось сейчас, было просто невыносимо. Мураки схватил комок пуха, тот протестующее взвыл, и доктору в руку впились острые иглы зубов и маленькие коготки. – Мммм… – он приоткрыл настоящий глаз и понял, что сжимает за горло белого котенка. – Извини. Мураки лениво погладил зверька, примиряющее поскреб ему за ухом, провел ладонью по спинке. Тот, успокоившись, замурлыкал. – Приятно видеть, что хоть кто-то ценит мое внимание. К сожалению, Тсузуки твоих чувств не разделяет. Котенок смотрел на доктора огромными глазищами, как будто ловил каждое слово. Мураки сел и поморщился. Перед глазами все поплыло. Он наклонил голову, и подождал пока это пройдет. Похоже, его накрыло давно забытое чувство похмелья. После первого курса института он натренировал свой организм на невосприимчивость к смертельным дозам разных токсинов, и к алкоголю в том числе. Или это следствие заклинания Тсузуки? Мураки нахмурился. Странно. Он не видел причин. Да и Тсузуки обычно был так легко предсказуем… – Он становится сильнее, нэ? Полагаю, мне следует радоваться. Еще немного и мы увидим его истинную мощь. Котенок мигнул. – Надеюсь, он не стер моих воспоминаний? С его точки зрения это было бы… неспортивно. Зверек помотал головой. – И, надеюсь, он не пал так низко, чтобы воспользоваться беспомощностью человека без сознания и… – его глаза опасно сузились. – Могу я? Выгнув спинку котенок поднялся и позволил Мураки коснуться кончиками пальцев пушистой мордочки. Доктор прикрыл глаза, замер на несколько секунд. Закончив, он почесал зверьку за ухом. Губы Мураки кривились в усмешке. – Тсузуки… – проговорил он. – Какая самонадеянность. Он взглянул на котенка. – Полагаю, нам следует усвоить этот урок, нэ? Тот громко замурлыкал, соглашаясь. – И чуть позже принять некоторые меры на будущее. Скинув с себя одеяло, он встал, удивившись, с какой заботой шинигами его укрыл. – Бедный Тсузуки, у него все еще доброе сердце. Доктор натянул одежду и пошел в кухню включить кофеварку. Котенок последовал за ним. Мураки всегда предпочитал чаю крепкий кофе – еще одна привычка, приобретенная в процессе обучения хирургии, а потом прочно закрепленая на работе, когда приходилось держать себя в тонусе на ночных сменах. Теперь он был самым настоящим кофеманом. И не имел ни малейшего желания расставаться со своим пристрастием. Три коробки со сладостями стояли там, где он их оставил – в холодильнике. Мураки скривился, но все-таки достал одну из них. Как правило, сладости его не привлекали. БОльшая часть пирожков и леденцов отличалась слишком скудным ароматом и вкусом, чтобы соответствовать его высоким требованиям. Но сейчас нужно было хоть чего-нибудь съесть. Если из трех коробок со сладким пропадет пара-тройка кексов, Тсузуки даже не заметит, ведь правда? Что-то было не так. Мураки понял это, когда пришел с кофе и коробкой в гостиную. Яркие надписи на коробке виделись размытыми и двоились. У доктора снова закружилась голова. – Так. Ты все-таки добрался до него, да? – он запрокинул голову и кончиками пальцев аккуратно поправил искусственный глаз. – Что ж, спасибо, что не вырвал, как обещал. Запчасти нынче в дефиците. – Пара секунд и он закончил. – Ну вот, уже гораздо лучше. Мураки отпил глоток кофе, смакуя горькое черное варево. Окинул взглядом сладости и остановил свой выбор на нежном намагаши в виде маленькой перепелочки. Доктор брезгливо понюхал пирожное и откусил маленький кусочек. Приторная сладость заставила его поморщиться, но он стойко прожевал еду и сглотнул. Затем доел то, что осталось. Хороший глоток кофе помог избавиться от вкуса. – Тут и один-то в себя не впихнешь, а уж три коробки… Должно быть, метаболизм Тсузуки – нечто совершенно уникальное, раз он в состоянии справиться со всем этим количеством углеводов. Или его устойчивость к диабету – следствие особой генетики? Если мне удастся получить образцы его тканей, я мог бы… Котенок, обтиравший ноги доктора, укоризненно мяукнул, маленький хвостик подрагивал от негодования. Мураки пожал плечами. – Сложно расстаться со старыми привычками. Извини. Теперь у меня новая цель, нэ? На краткий миг неясным, размытым пятнышком в памяти всплыло лицо Укё. Но стоило ли размышлять о ней? Сожаление лишено смысла. Теперь он не мог ей помочь. В какой-то прошлой жизни он подвел ее так же, как многих пациентов, которых пытался спасти. И сейчас все это не имело никакого значения. Прежняя жизнь сгорела вместе с лабораторией университета Шион. А он, как феникс, возродился, очищенный черным пламенем и белым сиянием. И стал новым человеком с новыми целями. К счастью, кое-что все-таки при нем осталось. Например, привычка курить или одержимость Тсузуки. Мураки прикурил, наблюдая, как солнце всходит над городом. Он думал о Тсузуки. О том, чем они занимались минувшей ночью. Эти мысли заставили его улыбнуться. Доктор повел плечами, вытянул подбородок, потом коснулся им шеи. Томное движение натянуло кожу на спине и шее. Зуд от царапин, оставленных ногтями Тсузуки, превратился в боль. – Он так мил, нэ? – Мураки вздохнул, затянулся сигаретой. – Угощать меня сладостями – только продукты переводить. Может, ты хочешь?.. С приглашением он несколько запоздал… Котенок обернулся на голос, нос и усы у него были в сахарной глазури. Сидя посреди коробки, он жадно заглатывал остатки сладостей. – Хм. Какая невоспитанность. Тебе следовало спросить разрешения у Тсузуки. Котенок мявнул в ответ. – Я взял лишь один. Ты же – сожрал почти всю коробку. Тсузуки наверняка рассердится. Мураки поразмыслил, чем может закончиться встреча с разгневанным шинигами. – Хммм. Может, ты хочешь еще? В ответ раздалось восторженное «Мяу». * * * В своем кабинете Татсуми читал последнее письмо из Департамента Финансов и хмурился. Раздался стук в дверь. – Кто там? – раздраженно спросил секретарь. В кабинет уныло вполз Хисока. – Извините меня, Татсуми. Я хотел бы с вами поговорить. Я ненадолго. Татсуми улыбнулся, забыв о своем плохом настроении. – Заходи, Куросаки. Садись. Хисока сел. – Шоуканка опять урезали финансирование в этом месяце? Секретарь швырнул письмо на стол. – Эти бухгалтерские крысы! Что они могут знать о расходах нашего бюро?! Достаточно одного взгляда на безумные изобретения Ватари, на огромную коллекцию сувениров шефа Коноэ, а так же на последствия бесконечных разборок Тсузуки с Теразумой, и даже идиоту станет ясно, что денег нам хватит, в лучшем случае, на уплату страховых счетов. Я уже не говорю о доле в финансировании реконструкции библиотеки и центрального офиса! – Татсуми глубоко вздохнул, беря себя в руки. – Выделенные средства – оскорбление для нашего отдела. Пожалуй, я напишу письмо ответственному за это безобразие. Изложу свое видение ситуации, а заодно напомню, что стало с предыдущим бухгалтером, осмелившимся бросить мне вызов! – Он поправил очки, стекла зловеще блеснули. Хисока растеряно моргнул, не зная, что сказать. Когда он пришел работать в Шоуканка, его буквально завораживало то, как Татсуми управляется с финансовыми потоками. Секретарь и его умение работать вызывали у юноши искреннее восхищение, но когда тот впадал в депрессию – являл миру зрелище не для слабонервных. Недаром все остальные шинигами трепетали перед ним. К счастью, самого Хисоку ками пока миловали. Татсуми еще ни разу не обращал на него свой гнев. Татсуми заметил, что в комнате стало чересчур тихо и усмехнулся. – Как ты узнал, что нам и в прошлом месяце сократили финансирование? – Ну, я… – Хисока вспыхнул, поняв, что его подловили на телепатии. – Взглянул на ваше лицо и предположил, что у нас проблемы с финансами. Вы всегда так переживаете. – Должен же хоть кто-то переживать. Должен же хоть кто-то понимать всю серьезность нашего положения. Все решили, что очутились в раю, – он презрительно фыркнул. – Даже в загробном мире деньги на деревьях не растут. Хисока заерзал. Как бы ему хотелось сменить тему разговора. С Тсузуки все всегда просто, можно не сдерживаться, кричать и выговаривать ему до посинения. Часто иного способа заставить напарника прислушаться не существовало. Особенно в те моменты, когда Тсузуки принимал щенячий вид, что-либо выпрашивая, выставляя себя полным идиотом, чего Хисока терпеть не мог. Это ужасно раздражало… Но, с другой стороны, по той же причине с Тсузуки общаться было проще, чем с любым другим в Мейфу. Какой смысл держать марку с тем, кто сам унижается на публике. С Татсуми все иначе. Он человек большого ума, эталон достоинства и сдержанности. И прекрасно знает себе цену. Хисока видел в нем настоящий пример для подражания. – Уверен – ситуация очень серьезная. Но разве шеф Коноэ и Энма-Дай-О назначили бы секретарем того, в ком не были бы полностью уверены. Нужно приложить все силы, Татсуми. Тот остановил на молодом шинигами внимательный взгляд пронзительно синих глаз. – Ты прав, Куросаки, – он улыбнулся и кивнул. – Спасибо, что напомнил. Хисока потупился. – Не за что. – Так вы разыскали Тсузуки и Гушошина-младшего? – Ага, оба с похмелья, – Хисока презрительно скривился. – Гушошин-старший подумал, что Тсузуки воспользовался беспомощностью его брата. Был большой крик. Секретарь еле сдержался, чтобы не рассмеяться. – Да уж, с трудом верится, что ему за 90. Впрочем, он всегда так импульсивен. Уверен, он уже сожалеет о своей шалости. – Но это еще не все. Татсуми вскинул бровь. – Не все? – Татсуми, вы должны поговорить с ним. Он последнее время ведет себя как-то странно. Постоянно озабочен, рассеян. – Так ли уж много надо, чтобы отвлечь Тсузуки от мрачных мыслей. Пара булочек с корицей и бери его хоть голыми руками… – Нет. – Хисока посмотрел на секретаря, зеленые глаза потемнели от отчаяния. – Тут что-то другое. Я же чувствую… Или правильнее сказать – я НЕ чувствую. Он сгреб со лба непослушную челку. – Я… я не ощущаю эмоций Тсузуки так, как раньше. Обычно они сильные, яркие, всепоглощающие, как солнечный свет. Словно смотришь на маленькое солнышко. Однажды, когда он меня коснулся, я не смог справиться с ураганом его эмоций. А теперь… – он сглотнул и опустил голову. – Я понимаю, конечно же, он имеет право на личную жизнь, на какие-то секреты, но почему он закрылся полностью?! – Хисока, – мягко проговорил Татсуми. – Стоит ли заниматься самоедством? Возможно, Тсузуки просто пытается защитить тебя… – Прекратите!!! – Взвился Хисока, сжав кулаки. Любезничество сдержанного Татсуми стало последней каплей. – Перестаньте сюсюкать со мной. Хватит смотреть на меня как на ребенка! – Ну хорошо. – Татсуми откинулся в кресле и поправил очки. – И как же мне, по твоему мнению, смотреть на тебя? – Я устал, что все относятся ко мне как к умственно неполноценному. Во всем потакают, оберегают. Тсузуки, Ватари, но вы… – Хисока запнулся, испугавшись собственной смелости. Татсуми склонил голову на бок. Сердитым он не выглядел, скорее, заинтригованным. – Я… – предложил он продолжать. – Вы всегда верили в меня, – ответил Хисока. – Верили даже, когда я сам сомневался в своих силах спасти Тсузуки. Благодаря вашей вере и я поверил в себя. Он взглянул на Татсуми. Зеленые глаза сияли. – Даже если это была всего лишь игра, пожалуйста, прошу, общайтесь со мной, как со взрослым. – С такими вещами не играют, Куросаки, – голос секретаря был холоднее льда в синих глазах. – И думается, ты почувствовал бы неискренность, благодаря способности к эмпатии… Тени укрывают, но не маскируют. Хисока снова густо покраснел, чувствуя себя полным идиотом. Татсуми даже будучи любезным, знал, как поставить человека на место. – Вы правы. Извините меня за резкие слова, Татсуми. – Ерунда. – Секретарь улыбнулся, он уже не выглядел грозным. – Ты волнуешься о Тсузуки потому, что больше не ощущаешь его эмоций, верно? – Да. – Тогда, Хисока, не стоит забывать, что как напарник, Тсузуки беспокоится о тебе ничуть не меньше, чем ты о нем. Он очень не хотел, чтобы его эмоции нанесли вред твоей психике, и я предложил помочь ему. Показал несколько приемов Магии Теней. – Так это вы… Вы научили его прятать от меня свои чувства. Даже если обвинение задело Татсуми, он не подал вида. – Ты не единственный, кому мешает аура эмоций Тсузуки. И хотя мои эмпатические способности не так сильны, как твои, даже я время от времени ощущаю серьезное давление его чересчур ярких чувств. Человеческий мозг только до определенного момента способен справляться с потоком эмоций. Как только нагрузка становится чрезмерной, он схлопывается, закрываясь, чтобы не сгореть. Что-то подобное недавно произошло с тобой, помнишь? Хисока угрюмо кивнул. Да, он помнил и ему до сих пор было стыдно: он оказался слаб и не справился. Он сделал все, что мог, но черная пучина депрессии поглотила его. Ха! Он-то думал, будто знает, что такое депрессия… – Так Тсузуки все это затеял, чтобы нас защитить. Идиот! – С одной стороны, с другой – у него вполне могут быть и собственные причины. У каждого есть право на уединение и приватность мыслей. Никто не захочет, чтобы его эмоции каждый раз становились достоянием общественности. – Я же не собираюсь шпионить за ним. Просто хочу убедиться, что все в порядке. – Хисока, готовый расплакаться, растроено заморгал. Ну почему Татсуми говорит такие вещи? – Ходите сказать, что я никудышный напарник? Что я не подхожу Тсузуки? Так? – Нет, не так. – Глаза Татсуми блеснули, выдав его недовольство. – Не стоит вкладывать свои слова в чужие уста, Куросаки. – Думаете, мне охота быть эмпатом?! Думаете, я кайфую, когда эмоции людей вторгаются в меня? Да если бы существовала хоть какая-то возможность контролировать этот чувствоуловитель, я бы тут же ухватился за нее. – Ухватился бы? – отрешенно переспросил Татсуми, похоже, ответ Хисоки его ни капли не интересовал. – Да! Секретарь долго молчал, оценивающе смотрел на юношу. А тот изо всех сил старался не опустить глаза, выдержать этот пронизывающе синий, словно морозная ночь, взгляд. Вот только предательская краснота уже разливалась по щекам. «Что он высматривает?» Хисока не мог ощутить ни единой эмоции Татсуми. Возможно, магия теней скрыла все его чувства. – Ты хотел бы изучить технику кагетсу, Куросаки? У Хисоки отвисла челюсть. – Я?.. – Есть магические практики, которые позволяют скрыть сверхспособности. Если твои способности эмпата вдруг станут помехой, ты сможешь блокировать их на какое-то время. Также это может оказаться полезным, если ты захочешь сбить с толку врага. – А… А это сложно освоить? – Самоотверженная учеба и регулярные тренировки. Я могу преподавать в твое свободное время. Правда, это означает, что для личных дел его у тебя почти не останется. Знаю, ты очень занят по работе и… – Я готов. Я хочу учиться, Татсуми. Он не мог отказаться. Случай овладеть магией кагетсу выпадает не каждый день. Татсуми, конечно, очень строгий преподаватель, но можно и потерпеть, если это поможет освоить хоть толику Магии Теней. Ведь тогда осуществится его, Хисоки, заветная мечта. Никому: ни Тсузуки, ни любому другому шинигами, больше не придется его спасать. Наконец-то он сможет полагатся на собственные силы, позаботиться о себе и… о своем напарнике. – Что ж, отлично, – кивнул Татсуми, со странным безмятежным выражением на лице. – Когда ты готов приступить? * * * У Тсузуки, похоже, намечались серьезные проблемы. Последнее время шеф Коноэ как-то чересчур раздражался, когда слышал об очередном ленивом-ни-на-что-не-годном-работнике, который накануне налакался так, что утром похмелье мешает ему выполнять служебные обязанности. Желая отсрочить неминуемую трепку, Тсузуки спрятался там, куда большинство шинигами боялись сунуть нос – в лаборатории Ватари. Перманентные взрывы и последствия неудачных экспериментов заставили держаться подальше всех, кроме совсем безрассудных и глупых. Тсузуки усмехнулся. Он сидел взгромоздившись на табурет, упершись локтями в какие-то папки на столе. «Безрассудный и глупый» – про него это так же верно, как и то, что его имя начинается с буквы «А» – Слушай, Ватари, а возможно чтобы демон и человек решили пересмотреть контракт? Изобретатель наморщил лоб, задумался, тщательно взбалтывая содержимое какой-то колбы. – Первый раз о таком слышу. Как правило, демон заключает контракт, добиваясь вполне конкретной цели. Например, души, или еще чего-то очень нужного. С какой стати ему вдруг передумать? – Ну… Может… – Тсузуки прочистил горло, вспомнив губы Мураки, скользившие вдоль его члена, язык, и мягкий теплый язык волнами накатывавшийся на его возбужденную плоть. – Может быть…. Заключивший контракт обладает особой силой убеждения… – Исключено, Тсузуки. Демоны – короли обмана. Человеку, даже если он дьявольски хитер, демона никогда не обставить. Тсузуки задумался. Ватари подкинул правильную мысль. Тело демона физиологически сильно отличается от человеческого. Во многом превосходит его. Так что техника соблазнения Мураки здесь просто-напросто не сработала бы. Он только зря потратил бы время и силы. – Скажи, Ватари, а может быть так, чтобы составивший контракт не помнил об этом? – Э? – Ватари вытаращился на него. – Ты хотел сказать «заключивший», так? Контракт составляют демоны, люди же лишь оговаривают условия и подписывают. – Ну да, конечно, это я и имел в виду, – стушевался Тсузуки. – Извини, видимо никак не проснусь. – Что ж… такое случается. Люди вообще, как правило, не очень четко помнят момент заключения контракта. Взять хотя бы дело «Дьявольская Трель». Татсуя Атанаши в своем дневнике написал, что встречался с Сагатанасом во сне. Так что все очень даже возможно. Он в задумчивости прижал указательный палец к губам. – Заключивший договор мог подписать его во сне, не осознавая, что все происходит на самом деле. Содержимое колбы перелилось через край и с шипением растеклось по паутине проводов. – Упс! – Ватари подскочил, выключил горелку и принялся вытирать лужицу какой-то грязной тряпкой. – Ты что-то часто стал спрашивать о демонах. Новое дельце подвалило? – Напротив, разгребаю архивы. У второго отдела последнее время работы не много. Вот решил заняться, чтобы мозги не простаивали. Ты расшифровал анаграмму? – Ох, ты извини. Даже не глянул. Ты вроде сказал, дело не спешное. – Абсолютно, – поспешил заверить его Тсузуки. – Могу я тебе еще чем-нибудь помочь? – Угу, покопайтесь с Гушошинами в документах. Мне интересно, какой демон может принимать форму белого котенка. Карие глаза Ватари хищно блеснули. – Ага! Я так и знал. Все-таки ты занимаешься расследованием. – Да нет. Это пока так… скорее мечты. Но если что-то проклюнется, ты узнаешь первым. – Какого рода мечты? Леденящие кровь или полные наслаждений? – Ну это с какой стороны посмотреть, – таинственно произнес Тсузуки. Он потянулся и зевнул. – Ты тогда сообщи мне, как только расшифруешь, ладно? Я рассчитываю на тебя. – Ок. Хотя ты тоже пошевели мозгами. Наши сны – проявление нашего подсознания. И анаграмма, и котенок, кстати, тоже могут быть реакцией твоего подсознания на вполне осознанные вещи. Не исключено, что ты знаешь, о чем идет речь, надо только уловить связь. Тсузуки вздохнул. – Как жаль, что мое сознание и подсознание перекидываются какими-то шифровками. Ватари пожал плечами и улыбнулся. – Пути человеческих мыслей неисповедимы, Тсузуки. За окном вечноцветущая сакура роняла свои лепестки, но Тсузуки, погруженный в раздумья, этой красоты не замечал. Если пути человеческих мыслей неисповедимы, то у демонов и путей-то не найти. Их встреча с Мураки не пролила на ситуацию ни капли света. Напротив, вопросов стало еще больше. Зачем мощному бессмертному созданию заключать «соглашение» с человеком? Суть демона – энергия, свободная от условностей и ограничений присущих физическому телу. Для демона люди лишь разменные пешки в игре: используй, обмани и прочь с поля. Сомнений нет: демон лгал о союзе, умело манипулируя раздувшимся от собственного самомнения Мураки. Понимал доктор это или нет, но он мостил себе дорогу в ад. Какая усмешка судьбы: серийный убийца, безжалостно расправлявшийся со своими жертвами, теперь сам попал под власть жестокого манипулятора. Правда радости или удовлетворения Тсузуки не испытывал. Загнанный в угол, доктор был опаснее всего. Минувшей ночью Мураки привел Тсузуки в такое смятение, что даже сейчас тому было жутко об этом вспоминать. И все же он не мог не признавать силу обаяния Мураки. Их обоих, чувственных по природе, влекла друг к другу жажда взаимного обладания. Тсузуки лелеял отчаянную надежду, что один раз поддавшись, он сможет излечиться от позорного желания. Ведь это было лишь физиологической потребностью и только… стоит удовлетворить ее и он освободится от своей навязчивой идеи. Ведь так? Вот тут-то и крылась проблема. Мураки принес ему много больше обычного удовлетворения. Он действовал медленно, тщательно, настойчиво. И довел Тсузуки фактически до бессознательного состояния. Этого должно было с лихвой хватить, чтобы избавить его от жажды раз и навсегда. Отчего же он с таким предвкушением жаждет их следующей встречи? Ответ был очевиден: он все еще желал Мураки. Одна ночь пожара не загасила. Тсузуки коснулся шеи. Гладкая кожа без намека на шрамы, но она все еще помнила острые зубы доктора. Даже сейчас он чувствовал, как коктейль из боли и удовольствия заставляет трепетать нервные окончания там, где его касался Мураки. Незримая метка тревожила его тело, как, возможно, тревожили Хисоку те, что остались от проклятия. Что же теперь делать? – Не стоит стыдиться, Тсузуки. Тсузуки подпрыгнул и чуть не кувыркнулся с табурета. – Что!.. О чем ты?! Ватари заглянул ему в глаза. – Я пошутил. Правда. Знай я, что мой выстрел окажется таким метким, не стал бы говорить. Я понимаю, для тебя это не повод для смеха. Тсузуки почувствовал, как запылали его щеки. – Ватари, не понимаю. О чем ты? Карие глаза изобретателя лучились теплом и симпатией. – Дай-ка я кое-что тебе покажу. Он расчистил немного места на столешнице и бухнул на стол большой альбом. – Взгляни-ка. Тсузуки стал листать. На первой странице был нарисован орел в полете, когти выпущены, словно он вот-вот ринется на добычу. – Потрясающе. Я и не знал, что ты так хорошо рисуешь. – Время от времени делаю наброски того, что приглянулось, – Ватари подмигнул ему. – Смотри дальше. Альбом был полон птиц, изящно изображенных, вырисованных в мельчайших подробностях. Застывшие рядком фламинго. Два пеликана, подравшиеся из-за рыбы. Буревестники со странными смешно загнутыми клювами. Рисунок двух нежно целующихся попугайчиков Тсузуки особенно понравился. – Ну на самом деле они кормят друг друга, но эта форма нежного поведения действительно похожа на поцелуй! – Как… мило… Тсузуки поспешил перевернуть страницу. Но на следующем листе был лишь грубый эскиз. – Еще не закончил? И что же здесь будет? – Напротив, это очень старый рисунок. Мой самый любимый. Присмотрись повнимательнее. Тсузуки нагнулся к альбому. При более детальном осмотре он сумел разобрать дополнительные линии: словно кто-то нарисовал, а потом стер ластиком. Но даже так угадывались довольно знакомые очертания совы. – Да это же 003! Тсузуки оглянулся на птицу, что сидела на плече, Ватари и ткнул пальцем в страницу. – Это же ты! Совенок распушил перья на груди и громко ухнул. – Так вот откуда он взялся! Ты нарисовал его и вдохнул жизнь! Ватари кивнул. Ореол медовых волос взметнулся над головой изобретателя. – Именно. Правда получилось у меня не сразу. Две первые версии оказались ущербными. Одна все время падала из-за чересчур большой головы. Другая не могла летать – слишком маленькие крылья не держали ее в воздухе. Но у 003 пропорции идеальные. – Он и совенок обменялись нежными взглядами. – Я с удовольствием создам такого для тебя. Только скажи, какая птица волнует твое сердце, Тсузуки. Я нарисую и оживлю ее. У меня тут десятки альбомов. Пернатые на любой вкус. Он махнул рукой в сторону груды книг на одной из полок. – Не найдешь нужную – опиши свой идеал и я приложу все усилия, чтобы его изобразить. Тсузуки моргнул, растроганный заботой изобретателя. – Огромное спасибо, Ватари, но не стоит так уж переживать… – Тсузуки, послушай. Не нужно стыдиться своих чувств. У твоих пристрастий даже существует научное название – орнитофилия. У меня – то же самое, только в более умеренной форме. Я обожаю 003. Правда меня пока не посещали мысли затащить его в кровать. – Ватари! На этот раз Тсузуки кубарем навернулся с табурета и грохнулся об пол. – Да это совсем не то! У меня нет никакого влечения к Гушошину-младшему! Или к старшему! Он поднялся. – Но, видимо, мне этого уже никому никогда не доказать, да? – Мы же застали вас вместе. – О ками! Да это-то тут при чем? Как ты вообще мог такое подумать?! – Как будто только я. Все подумали о том же самом, когда нашли вас сегодня утром. – Ага, после того, как ты выломал дверь. Кстати, кто теперь будет платить за ремонт? Ватари обернулся полный достоинства и презрения. Светлые кудри парили вокруг головы словно нимб. – А кто задолжал мне за вчерашнее чаепитие? Тсузуки едва удержался от соблазна дернуть изобретателя за волосы, в отместку. – Разве настоящий друг стал бы сейчас так мелочиться? Открылась дверь лаборатории и внутрь ввалился Гушошин-старший, с мордой мрачнее тучи. – Тсузуки, тебя хочет видеть шеф. Немедленно. Теперь, когда его обнаружили, Тсузуки ничего не оставалось, как повиноваться. – Пожалуйста, не забудь, о чем мы с тобой говорили, – сказал он Ватари. – Помозгуй на досуге. Это очень важно для меня. Особенно анаграмма, которую я тебе дал. – Да, конечно. Она у меня здесь... – Ватари посмотрел на кипы бумаг на столе. – Где-то… – Ватари… – Да я найду! Только уж и ты не забудь про кексики и пирожные. * * * Это был какой-то кошмар. Коноэ ругался, пока его лицо не стало краснее переспелого помидора. Татсуми успокаивал шефа сладким чаем. Хисока хранил молчание по правое плечо напарника, опустив голову, словно сам был виноват во всех преступлениях Тсузуки. Сам же виновник скандала молчал, стараясь выглядеть именно так, как должен выглядеть наказуемый. Он понимал, – все они заботятся о нем, каждый на свой лад. Похоже, ему очень повезло жить среди этих людей, которые уже давным-давно стали его семьей. Когда поток слов у шефа поиссяк, Тсузуки как всегда рассыпался в извинениях и пообещал никогда больше не вмешивать Гушошинов в компрометирующие ситуации. – Хорошо бы тебе на сей раз последовать своим обещаниям, – предупредил Коноэ. – Гушошины настроены очень воинственно. Угрожают объявить забастовку, если ты еще хоть раз своим поведением подвергнешь опасности их жизнь или репутацию. Хисока и Тсузуки обменялись беспокойными взглядами. Похоже, курицы не шутили. – Клянусь, что это больше не повторится, шеф. Так оно и будет. Теперь он отправится к Мураки один. Шинигами, конечно, обязаны работать парами, но за 70 лет службы в Шоуканка он часто оставался без напарника и прекрасно знал, что правила, при необходимости можно скорректировать. – Ты должен быть уверен, что подаешь положительный пример Куросаке, – проговорил Татсуми. – Что он подумает о старшем напарнике, который постоянно ведет себя так безответственно? Хисока пожал плечами. – Сейчас мне это даже на руку, – ответил он. – Теперь меня не осудят, если за советом я обращусь к кому-то более серьезному, чем он. Уголки губ Татсуми едва заметно дрогнули. – Мудрое решение. От комплимента юноша вспыхнул и потупился. Этот обмен любезностями не ускользнул от внимания Тсузуки. Он с любопытством посмотрел на Хисоку. – По мне, наверное, не скажешь, но я намного старше Татсуми, мне уже за 90. – Да, только ведешь ты себя как ребенок, идиот! – А ты предпочел бы, чтобы я кряхтел и охал, как старая развалина? – Тсузуки! – вскричал шеф Коноэ. – Где твое уважение к старшим? – Вы его об этом спросите, а не меня! – С какой стати ты, бестолковое, ленивое позорище в рядах Шоуканка… В следующие пол часа Тсузуки сильно пожалел, что вовремя не прикусил язык. Потребовалось целых 3 чашки сладкого чая и посулы свежайшего кекса на завтра к утреннему чаепитию, чтобы шеф успокоился и, наконец, отпустил его с миром. * * * – У тебя, наверное, работы полно, давай помогу? – предложил он Хисоке, когда они пришли в офис. – Я уже закончил бОльшую часть расчетов по прошлому месяцу, – ответил Хисока, садясь за стол. – Так что, все под контролем. – Ну и отлично. – Тсузуки направился к своему рабочему месту. – Хисока, насчет твоих слов… Юноша взглянул на него. – Ты о чем? – Я что-то замотался в последнее время и, вероятно, произвожу не самое благоприятное впечатление, но знай, – ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью. Нет нужды себя изматывать. Всем известно – ты отличный работник. – По мне, так и получше встречаются. – Брось. Шеф тебя хвалит за преданность делу и усердие, но… – глаза Тсузуки лучились теплотой. – Помни, работа – это не все. Даже в загробной жизни есть место отдыху. Надо же время от времени развлекаться. Иначе, превратишься в одержимого трудоголика вроде Татсуми. – Татсуми отличный работник. Я почел бы за честь быть таким как он. Тсузуки нахмурился. Похоже, он недооценил серьезность положения. – Почему бы нам сегодня не поужинать вместе, – предложил он. – А то мы все в делах… – Угу, только побыстрому, – Хисока отвел взгляд. – У меня… другие планы. Ох, он, конечно, совал нос не в свое дело, но… – И какие же? Хисока заерзал на стуле. – Нууу… Татсуми предложил мне показать несколько методик контроля моих эмпатических способностей. – Он умоляюще посмотрел на Тсузуки. – Я… Я подумал, что это может пригодиться мне в работе. Так вот в чем дело! Татсуми решил взять нового ученика. Теперь их обмен любезностями в конференц-зале обрел совсем другой смысл. Тсузуки ослепительно улыбнулся. – Это прекрасная идея, Хисока. Кагетсу – отличная техника управления маскировки. И учителя лучше Татсуми не сыскать. Ведь это его специализация. – Так ты… ты не возражаешь, да? – Не глупи. С чего я бы стал возражать. Ведь ты хочешь учиться? Юноша кивнул. – Ну так непростительно упускать свой шанс. Кстати, почему бы нам не поужинать чуть раньше, тогда ты не опоздаешь на урок. Татсуми любит пунктуальность. Хисока помолчал. Затем взглянул на напарника глазами полными задумчивой печали. – Спасибо тебе, Тсузуки… Спасибо. Тсузуки улыбнулся и поспешил отвернуться. Побоялся, что на этот раз тени не смогут скрыть его истинных переживаний. В конце-концов, не такой он пока еще мастер по части кагетсу. – Всегда пожалуйста, Хисока. Обращайся.

 Отправлено: 18.12.07 20:20. Заголовок: потом про Крестовый ..

потом про Крестовый Поход напишу!

 Отправлено: 19.12.07 00:03. Заголовок: Tsuzuki пишет: поза..

Tsuzuki пишет:

цитата:

позалуста!специально для тя недавно откапала! правдо не савсем то..но это только пока!у мя есцо про крестовый поход есть!там ТАКОЕ!! выложу потом! а нащёт одинокого сердца....так эт ты можешь еси хочешь обращаться комне!

ах! я прямо ненасытная!а продолжение будет?
как жаль что источник секретен...ХОЧУ ВСЕ ПРОЧЕСТЬ!
Tsuzuki пишет:

цитата:

потом про Крестовый Поход напишу!

а про Мураки+тсузуки еще будет?!

 Отправлено: 20.12.07 18:46. Заголовок: Название: Как-то ноч..

Название: Как-то ночью
Фендом: Yami no Matsuei
Автор: JailaHeyn
Перевод: Leta
Бета: Klodia
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Мураки/Тсузуки
Жанр: Angst/Tragedy, Horror, Supernatural - warnings: gore, lemon, language
Содержание: «Жили-были…»

Скрытый текст

- Что? - воскликнул Тсузуки. - Ты хочешь поговорить об этом прямо сейчас? - он хотел отодвинуться, но его нынешнее весьма шаткое положение не позволило, оставив только возможность бессильно таращиться на доктора. Мураки хмыкнул, и несколько раз подался бедрами вперед, пока протесты Тсузуки не превратились в невразумительные всхлипывания. - Почему бы и нет? Прямо сейчас все твое внимание принадлежит мне. И я хочу, чтобы ты слушал каждое мое слово. А будешь плохо себя вести, я привяжу тебя к этой кровати, сделаю с тобой, что захочу и уйду, оставив тебя ни с чем, - мужчина впился ногтями в твердую плоть парня у самого основания. - Тебе все еще интересно? Смесь боли и удовольствия заставила Тсузуки задрожать сильнее. - Да, продолжай… Убрав руки обратно на узкие бедра парня, тот заговорил снова: - Ну, слушай. Жил-был… - Это что, действительно необходимо? - Естественно. Когда-то, много-много лет назад жило-было великолепное небесное создание - селестиал. Он был красивым и сильным, и творил он добро, и нес правосудие практически с фанатичным пылом. И было сказано, что появился он из семени адова, но в молодости был принят на небо, и поверил он в возможность искупления, и был возвышен хозяином небес. И стал он известен, как Возлюбленный Господа, или просто Возлюбленный, - Мураки сделал паузу, медленно продвинулся вперед, чтобы только держать парня на пике ощущений, но не позволяя большего. - Как и многие другие, новый хозяин Возлюбленного был направлен на патрулирование границ, а на его место поставили Возлюбленного. Горожане его любили. Он старался во всем помогать им, иногда даже брался за человеческую работу, занимаясь посевной и сборкой урожая. Думаю, что именно эта близость к людям и стала причиной его падения. - Что… о чем ты? - выдохнул Тсузуки. Ему пришлось сосредоточиться, чтобы разобрать слова Мураки. - В своей заботе он проявил слишком большую слабость, гуманно обходясь с людьми и слишком близко принимая их проблемы. Хотя он проводил с ними много времени, но так и не смог привыкнуть к тем зверствам, что творили они. Каждый такой случай оставлял рану в его сердце, и не мог он донести до них, что это неправильно. Видишь ли, Возлюбленный принадлежал к тому классу существ, которым было запрещено проливать чью-то (кровь?), что бы ни случилось. И поэтому ему было очень сложно судить людей. Как факт, он позволял существовать истинному злу, пока сам мучился сомнениями. Может быть, ты хочешь прилечь, чтобы тебе было удобнее? Мураки перекатился на бок и, удерживая в объятиях парня и все так же не выходя из него, уложил на спину. Тсузуки застонал, когда угол проникновения изменился. Мужчина опять возобновил легкие толчки, поддразнивая Тсузуки, а потом склонил голову, так что губы его прижались к уху парня. - Ты намного чувствительнее, чем я мог мечтать. И совершенно девственная теснота. Но с другой стороны, ты ведь никогда не позволял себя брать кому бы то ни было, верно? - Да какая тебе разница, Мураки? - простонал Тсузуки, вцепившись пальцами в скомканное одеяло. - Рассказывай лучше дальше. - Да не то, чтобы это было очень важно. Пожалуй, ты прав, я продолжу. Однажды, возвращаясь со встречи подобных существ, Возлюбленный наткнулся на картину, вызвавшую в нем ужас. На молоденькую девчушку напали бандиты. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что она подверглась насилию и всевозможным зверствам, прежде чем была убита. А может быть, и после смерти они долго измывались над ее трупом. Бессмысленная потеря невинной жизни в месте, которое он клялся охранять, оказалась последней каплей. И его демоническая кровь проявила себя. Он возжаждал истинного правосудия для сотворивших это. Он захотел убивать. Тсузуки провел параллель между Возлюбленным и собой. Тот случай, когда Сузаку убил Марико Икагуру в Киото… С той смертью в нем тоже проснулась демоническая сущность. Он сошел с ума, что и привело его в руки Мураки. Внезапно до него начало доходит, в каком положении он оказался, а разум принялся посылать в мозг сигналы тревоги. - Не думаю, что мне интересно знать окончание этой истории… - Думаю, что интересно. Мы как раз добрались до самой захватывающей части. Возлюбленный легко нашел преступников, и сделал с ними в точности то же, что они с той девочкой. В точности, если ты улавливаешь мою мысль. Одному из них он позволил уйти, после чего выследил его и попал в то селение, откуда пришли бандиты. Тогда вопли заполнили лунную ночь, - внезапно Мураки начал двигаться быстрее, казалось, рассказ добавил ему возбуждения. - Мужчины, женщины, даже дети не миновали его гнева. Все они были истерзаны и изрезаны взбесившимся зверем. Никого не пощадил Возлюбленный. Некоторые, самые симпатичные жители селения умерли, перед этим лишившись невинности. Перед глазами Тсузуки вспыхнула картина разрушений. Невинные, протягивающие окровавленные руки, взывая к милосердию за миг до того, как их жизни были украдены. Это часто появлялось в его кошмарах, а сейчас он понял, откуда они взялись. Он не хотел больше слушать и толкнул Мураки в плечи. - Хватит. Прекрати это. Я не хочу… Схватив парня за запястья, Мураки завел их ему за голову, продолжая беспощадно вколачиваться в сопротивляющееся тело. Взгляд безумных серебряных глаз впился в глаза парня, который уже начал задыхаться от этого сумасшедшего темпа. - Я еще не закончил. Кажется, преступники как раз возвращались в свое селение, чтобы замолить грехи. Очевидно, они оказались во власти демонов, но… пролитая кровь таковой и останется. Дюжина селестиалов собралась, чтобы обсудить поступок Возлюбленного. Его наказание не было обычным. Его не могли лишить жизни, потому что душа его сразу же попала бы в ад, что только прибавило бы сил демонам. Поэтому они прокляли его и изгнали на землю, чтобы жил он дальше как человек. Но даже стерев ему память, они не смогли полностью скрыть его природу. Уверен, трудно скрыть такой необычный цвет глаз, или твою нечеловеческую живучесть и способность к регенерации. Обнаружив твою истинную природу, я узнал и о твоем безумии семьдесят лет назад. И не надо на меня так удивленно смотреть, Возлюбленный. Воспоминания вернулись. Подобно лавине они хлынули на него образами, звуками, запахами. Тсузуки захотелось умереть. Он вспомнил все до того момента, как стал человеком. Да и не был он человеком-то. Он убийца, и всегда им был. Воспоминания ломились в измученное сознание, не хотели отступать, заставляли переживать все ужасы снова и снова. Он уже начал снова замыкаться в себе, когда сильный шлепок вернул его к действительности. - Ну уж нет, ты этого не сделаешь. У тебя не получится спрятаться от меня вот так. Я хочу тебя именно здесь, рядом со мной, целиком и полностью. Как это было? Теперь ты помнишь? - прорычал Мураки, знаками препинания которому служили особенно жесткие толчки бедер. - На что это похоже? Что ты чувствовал, проливая кровь? В их крови ты видел свою месть? Спинка кровати в такт движениям Мураки издавала жалобный скрип. Быстрый и жесткий темп приближал его к краю, хотя партнер его уже не обращал на это внимания. Перехватив запястья Тсузуки одной рукой, мужчина передвинул вторую вниз, схватил вялый член парня и принялся поглаживать в бешеном ритме с своими толчками, что заставило плоть снова отвердеть не смотря ну внутреннее сопротивление Тсузуки. Эта дикая скачка не давала Тсузуки ответить, выбивала воздух из легких. Перед глазами снова встала картина, нарисованная Мураки. Он сам, в белых одеждах, окрашенных багрянцем, тянет к себе окровавленную массу, бывшую некогда человеком. Он, бьющий маленьких детей головами о стены, прямо на глазах их обезумевших от горя матерей. Он, склонившийся над плачущим юношей, двигающийся на нем в таком же беспощадном ритме, и не выпускающий при этом шеи своей добычи, сжатой его пальцами, как тисками. Он, стоящий посреди крови и искореженных тел, и глаза его наливаются пурпурным под длинной челкой цвета шоколада. И взгляд их словно говорил: - Прочь жалость, - говорили глаза. - Они заслужили все это, - и затем бывший Возлюбленный начал смеяться. Смех безумца буквально сложил его пополам, пронзительный, визгливый, с каждым мгновением становившийся все громче. И задыхающийся Тсузуки обнаружил, что он тоже смеется. Безудержно, безумно. А по щекам катятся слезы боли. А на животе растекалась его горячая сперма. Кончая, он пожалел, что руки у него не свободны. Ему так хотелось впиться пальцами в бледную длинную шею Мураки, достигшего собственной разрядки с победным стоном. Он сжал бы пальцы на этом горле, перекрыв дыхательное горло доктора. Он бы сжимал все сильнее, пока эти ненормальные глаза не закатились бы обратно в эту ненормальную голову. Мураки умер бы раньше, чем успел бы кончить. И мысль эта напугала его. Не только тот факт, что он готов убить, но еще и то удовольствие, которое он испытал, представляя себе убийство. Смех Тсузуки превратился во всхлипывания. Что же он за монстр? Мураки остался нависать над ним, опираюсь на локти, подождал, пока пройдет послеоргазменная слабость, встряхнул серебристыми волосами и наклонился ближе к парню. Как когда-то, он собрал губами соленые слезы Тсузуки, выскользнув при этом из его тела. Парень тут же воспользовался возможностью, чтобы вырваться, откатился в сторону и свернулся в клубок. Ничуть не смущаясь, Мураки протянул руку и снял с живота парня капельку спермы, тут же слизав ее с пальца. - Непередаваемо. Даже более восхитительно, чем твои слезы, мой дорогой Возлюбленный. Мне действительно жаль, что ты не наслаждаешься этим, как я. Возможно, в следующий раз ты придешь ко мне, так как будешь хотеть этого сам. Тсузуки ничего не ответил на предложение доктора. *** Наутро, после того, как Тсузуки не вернулся в Мейфу после «важной встречи», Хисока и Татсуми отправились на его поиски. Они обнаружили его, лежащего на кровати, захлебывающегося слезами, все еще совершенного голого и перепачканного спермой. Прошлое Тсузуки никак не хотело отпускать его. Он видел, что и сам мало чем отличается от тех, за кем охотится. Мураки давно не было рядом, хотя слова его все еще эхом стояли в ушах: - Ты бросил вызов самим законам существования, которые связали тебя твоей же местью. Мы с тобой похожи больше, чем ты думаешь. Прекрати прятаться от этого, от самого себя. И когда это произойдет, я буду ждать тебя. Конец.

 Отправлено: 25.12.07 13:24. Заголовок: :sm142: :sm142: :..

фанфик просто супер!!!! а воть моё
Пэйринг: Татсуми/Мураки
Предупреждение: Кому-то такая интерпретация характера Татсуми-сана может показаться слишком вольной. И развитие событий шокирующим. Но на взгляд автора, вполне правдоподобно.
Скрытый текст

Загривком чувствую, что сегодня день приподнесет сюрприз, всколыхнет разнообразием уже больше чем трехмесячную скуку Энма -Чо. Поправляю очки и оглядываю комнату - весь персонал в сборе, как всегда - Хисока угрюмо пишет что-то - он всегда занимается рутинными отчетами, когда ему скучно. Тсузуки, конечно же, не так деловит - он развалился за своим столом, положив на него ноги в не очень-то чистых туфлях. Наверняка, мечтает о коктейле с клубникой. Обжора и лентяй... Не люблю я в нем эту бесцеремонность - работа есть работа, надо вести себя приличнее... Ватари увлеченно стукает по клавишам ноутбука - только пусть не смеет мне говорить, что работает! Он уже вторую неделю не вылазит с какого-то чата - из мира людей, конечно. Даже ему надоело бездействие - а уж кто-то, а он всегда находил, чем заняться - его идеям по модернизации и автоматизации обычных вещей мог бы позавидовать и Эддисон. Что до меня, так я тоже погрузился в бумажный ад - знали бы вы все, как меня раздражают эти бумажки. Но это словно битва - не сорваться и не швырнуть всю эту кипу в морду развалившемуся лентяю с сиреневыми глазами. Повелителю теней нужна железная выдержка... А как еще ее воспитать, если не бумажной работой с изнывающим от безделья Тсузуки перед глазами?... Со вздохом погружаюсь в очередной рапорт - но долгожданное СОБЫТИЕ отвлекает - смс от шефа - срочная работа. Пока мне одному- но иначе и быть не может, все дела, доходящие до сотрудников Энма-Чо, проходят через меня... С готовностью встаю - пожалуй, слишком резко, Тсузуки лениво приоткрывает один глаз и тут же опять закрывает его. Сколько раз я видел эти безупречно-чистые коридоры по пути к кабинету шефа?.. - Вы хотели меня видеть, качо? - вежливо улыбаюсь, чинно кланяюсь - хотя знаю, этого уже можно не делать. У нас с шефом за все это время установились если не дружеские, то как минимум приятельские отношения. Несмотря на разницу в возрасте. Я нравлюсь ему своей исполнительностью, строгостью и экономностью. - Да, присаживайся, Сейичиро. - шеф улыбается, но слегка озабочено. Значит, что-то серьезное. Иначе он бы положил мне папку на стол и попросил бы разобраться самому. Послушно сажусь, приготовившись слушать и запоминать информацию. - Три месяца после того, как Тсузуки вызвал Тоду, мы ничего не слышали о докторе Мураки, верно, Татсуми-сан? Признаться, этот человек заинтересовал кое-кого из вышестоящих... Действительно, феноменально, ты не находишь?.. Смертный, повелевающий демонами ада так естесственно, как будто сам близок им по крови... Разнообразие этих самых демонов, которых может призывать Мураки, впечатляет... Плюс левитация, способность к телепорту, изъятие энергии других людей, некромантия, другие виды магии... Весь наш отдел не мог справиться с этим человеком... Что ни говори - находка для некоторых инстанций! Так вот, после того пожара в колледже Мураки пропал. Хакушака-сама сказал, что в списках смерти его нет. Я лично проверил Киото на наличие его неприкаянной души - но ничего не нашел. Похоже, наш милый доктор, наша заноза в заднице, наша палка в колесах... - Шеф осекся и опять продолжил, - остался жив. И сейчас мы наблюдаем возобновление активности этого маньяка. Татсуми-сан, только послушай - в Нагасаки почти каждый день находят по трупу. Ладно просто трупы - кстати, все молодые юноши 16-23 лет - но у всех этих людей на спине вырезано очень милое послание в дословно таком тексте: "Возлюбленный мой, найди меня". Похоже, доктор Мураки вновь желает увидеть нашего кабинетного лентяя. Интересно - зачем? Ведь голова его Саки сгорела в огне Тоды... - шеф задумчиво посмотрел на меня. Я позволил себе криво ухмыльнуться - зачем Мураки нужен Тсузуки? Зачем нужен этот прекрасный юноша с аметистовыми глазами, ребячливый и серьезный одновременно? Зачем нужен этот неотразимый раздолбай?.. Нет, Мураки, ты ждешь, что он придет к тебе, терзаемый виной. Уж не знаю, что ты там собрался с ним делать теперь, но ты знаешь, что Тсузуки - почему -то - не может противиться тебе. Как мотылек, летящий на огонь... Нет, Мураки. Я сделаю кое-что, к чем ты готов не будешь. Я сам займусь этим делом. А Тсузуки не узнает... - Качо, можно просить Вас о разрешении самому взять это дело?... Я знаю, это не мой район, но мы уже имели возможность убедиться, что доктор Мураки имеет странное влияние на Тсузуки Асато... - говорю я, глядя в глаза шефа. Я знаю, что он согласится - ведь мои доводы неоспоримы. - Хорошо, Татсуми-сан. Бери это дело... - устало соглашается. - Еще одна просьба, качо...- опускаю глаза. - Да? - Не говорите Тсузуки... - подымаю взгляд - ты ДОЛЖЕН понимать, что этот Асато, как только пронюхает, полетит приносить себя в жертву, испортив все мои планы. - Конечно нет, - усмехается шеф. - Тсузуки ничего не узнает. Я предупрежу Гу-Се-Синов. Отлично. Что ж, доктор Мураки. У нас с Вами намечается междусобойчик... Тсузуки, может, и слаб перед тобой - со всеми своими Шикигами! - но у меня, милый доктор, нет слабости перед тобой...Ватари был, конечно же, усажен за работу по изъятию информации и ее обработке - не могу я позволить солнцу нашего отдела подвергать себя опасности из-за моей прихоти... Я снимаю двухместный номер в гостинице в Нагасаки. Утром мы с Ватари намереваемся обойти пару мест, чтобы узнать - где же доктор Мураки собирается ждать Тсузуки. Устало растягиваюсь на твердой гостиничной кровати, разглядывая тени на потолке. Они, почувствовав внимание своего Повелителя, будто пытаются казаться глубже, сильнее, приобретают причудливые очертания... Или это я засыпаю?.. Просыпаюсь утром от того, что Ватари - наш милый солнечный Ватари! - теребит меня за плечо. - Вставай, Татсуми-сан! У нас сегодня много дел, если ты не забыл, - он широко улыбается и сует мне кусок пирога. Благодарно принимаю его, запивая свежесваренным кофе - Ватари всегда варит его отлично... Умывшись и одевшись, мы покидаем номер. Весь день промотавшись по Киото, мы не узнаем ничего нового - никто не видел Мураки, никто не знает, где он. Все думают, что он уехал. Остался последний вариант - к нему я не хотел прибегать до самого последнего момента. Ко-какю-ру. Ория Мибу, старый друг Мураки. Если кто и знает, где ты, Кадзутака, то только он. Но он может легко предупредить своего друга - и тогда наша затея провалится. Я решаю один день проследить за Орией Мибу, не показываясь ему на глаза - шинигами могут оставаться невидимыми для простых людей. Отправляю Ватари в номер - вдруг какие-то новости с Энма-Чо - а сам неслышно оказываюсь у пруда в Ко-Какю-Ру - прямо за спиной у Ории Мибу, самозабвенно тренирующимся с катаной. Он, похоже, что-то чувствует - оборачивается, шарит глазами по траве. Хмурится, но продолжает свой завораживающий танец. Признаться, я невольно любусь его движениями - слаженные, как будто это не человек кружится с полоской стали, а две души поют друг другу о вечной любви в замысловатом танце. Прекрасные черные волосы, взлетающие от движений, блестящая сталь, мелкающая в прохладном воздухе... Ория Мибу красив. Не удивлюсь, Мураки, если он твой любовник. Хотя, не могу представить тебя привязанным к кому-то не из жажды пустить кровь... Наконец Ория останавливается, с легким щелчком вставляет катану в ножны и неслышно уходит в дом. Бесшумно следую за ним. Я хожу за ним по пятам - я смотрю, как он моется в деревянной лохани - в этом доме все по заветам предков; я наблюдаю, как он готовится ко сну. Похоже, Ория что-то чувствует -не раз и не два его лицо принимало настороженный вид. Стараюсь быть осторожнее - не хочу, чтобы сквозняк донес до него мой запах. Наблюдаю, как он спит... Невольно сглатываю комок - Ория спит обнаженным, под одном тонким покрывалом. На его красивой спине шрамы - Мураки, ты постарался?.. Все-таки ты всегда причиняешь боль тем, кого любишь... Хочу поквитаться с тобой еще больше, Мураки... День наблюдения не помог - Ория ходит с таким траурным лицом, что наверняка думает, что Мураки мертв. Он не может знать ничего о нем. Это совершенно ясно. Усталый, под утро возвращаюсь в номер - Ватари, похоже, не спал даже - в одних штанах он сидит перед ноутбуком и что-то озабоченно читает. - Татсуми! - слышу его голос, когда вхожу, - Еще одно убийство... Понятно... Пока я пытался найти тебя, Кадзутака Мураки, ты времени зря не терял... Где же, где же хоть намек о том, куда идти?? Присаживаюсь на кровать рядом с Ватари, разворачиваю карту Киото и тупо смотрю на нее. Так.. первая жертва... Здесь... - ставлю точечку маркером. Вторая - тут. Третья.... Стоп.. Начинает вырисовываться что-то.. Лихорадочно сверяя места обнаружения тел, быстро покрываю точечками карту... Аккуратная пятилучевая звезда... Не хватало нескольких точек до ее полного завершения... И ты будешь ждать в ее центре, верно, Кадзутака?? Что же там у нас в центре... Заброшеная церковь... Очень подходяще для того, кто пытается казаться ангелом... Я еще помню твои белые перышки, доктор Мураки... Сегодня вечером ты увидишь совсем не того, кого ждешь... Аккуратно сворачиваю карту и отдаю ее Ватари. Серьезно гляжу в его янтарные глаза - каждый раз, когда я так делаю, я не верю, что в каком-то мире может существовать такая доброта и понимание... - Ватари, я отлучусь на время- хочу кое-что проверить. Тебе есть чем заняться, я уверен - свяжись с Энма-Чо, доложи, что все в порядке. Я вернусь либо ночью, либо утром... - я стараюсь быть спокойным и невозмутимым - как будто правда иду делать какую-то рутинную работу, но азарт начинает захватывать меня. Мураки, чертов опасный маньяк, чертова прекрасная кукла с целым арсеналом губительных заклятий - я иду к тебе. Я посмотрю, как твои разные глаза расширятся от удивления... Ватари, слишком возбужденный от нашей находки, не замечает моего состояния и рассеяно кивает - он наверняка сейчас начнет обмусоливать карту и так и эдак... Это к лучшему, если ты будешь занят вечером, милый Ватари. Тихо и почти темно - фонари на улице дают свет, от которого рождаются мои тени. Они тянутся ко мне, когда я прохожу. Я ласкаю их, как родных - я действительно сроднился с ними за все это время... Тонкие, толстые, глубокие и не очень - тени разбивают землю на сотни осколков. Сейчас они сильны. Я во всеоружии, Мураки. Что же имеешь ты против меня, Мураки?.. Вот виден купол старой заброшеной церкви - крест на шпиле ясно выделяется на фоне большой красной луны. Твоя луна, Мураки?.. Твоя кроваво-красная луна? Ты тоже сегодня силен, как мне кажется. Это только добавит специй в наше знакомство... Кадзу. Тихо-тихо. Даже ветер замер. Волосы на моем загривке как-будто бы шевелятся. Я весь в предвкушении. Хорошо, что сейчас почти ночь - никого постороннего наша борьба не заденет. В церкви теплится свет... Мураки, ты приготовил романтическую встречу? Что же тебе нужно от шинигами с аметистовыми глазами? Неужели ты правда влюблен в него? Не поверю, Мураки. Уже не скрываясь, вхожу в покосившиеся двери - ему все равно некуда от меня уйти. Фигура в белом плаще, стоящая на коленях перед старым потускневшим алтарем. Мураки, неужели это ты? Неужели в твоей душе есть что-то святое, перед чем ты готов вот так склонить голову?.. Не хочу прерывать его молитву, останавливаюсь в дверях. Но он чувствует постороннего, оборачивается и резко встает. Белый ангел. Я понимаю, почему Тсузуки теряется, когда имеет дело с тобой - ты ангельски красив, Мураки. Ооо, что я вижу - твои удивленые глаза. Эти демонические глаза с вертикальными зрачками кажутся ошарашенными. Не ожидал увидеть здесь секретаря Энма-Чо собственной персоной, да, Кадзутака?.. Поправляю очки - этим мы похожи, оба носим очки. Только я действительно неважно вижу. - Приветствую Вас, доктор Мураки. Прошу прощения за Тсузуки-сана, он не сможет прийти на встречу. Вместо него пришел я. - мой голос вежлив и холоден. Смотрю на Мураки - так же вежливо, как будто он мой партнер по бизнесу. - О, какая жалость, что Тсузуки-сан не сможет быть со мной сегодня вечером... - отвечает он тоже вежливо - видимо, решил принять игру, - Вам не стоило утруждать себя и заменять его. Я подожду Тсузуки-сана в следующий день. - Доктор Мураки, если Вы простите мне мою дерзость, то я осмелюсь настаивать, чтобы этот вечер Вы провели со мной... - улыбаюсь уголками губ, заглядываю в глаза Мураки. Вернее в глаз - правый скрыт платиновой челкой. Мураки напрягается - он, вероятно, не особо жаждал моего присутствия. Никуда ты не денешься, Кадзутака. Сегодня ты будешь моим... - Прошу прощения, Татсуми-сан, но я вынужден отклонить Ваше предложение - у меня есть кое-какие дела в городе... - он подбавил в голос чуть-чуть сожаления. Ты безупречно вежлив, Мураки. Не зная тебя так, как может тебя знать только бог смерти, можно подумать, что ты просто идеален - красив, гениальный ученый, с блестящим воспитанием... - И я все же НАСТАИВАЮ, - я произношу слово твердо, но не повышая голоса. Тени смыкаются за моей спиной, отрезая путь к оступлению. Мураки делает шаг назад и сближает ладони около своего лица, сплетает пальцы в каком-то замысловатом жесте - никак, магией вздумал играть. Точно, зеленый свет начинает исходить с потолка, наливается объемом, словно гигантская капля, и вязко падает на пол, оформляясь в большую трехголовую тварь. Я уже не вижу Мураки - передо мной один из вызванных им созданий ада. Ватари, наверняка, классифицировал бы это существо и назвал его имя, но мне некогда вспоминать - я подхлестываю тень от креста на алтаре, он резко удлиняется, становится чернильно-черной и как будто бурлящей. Сноп зеленоватого пламени летит в мою сторону - я уворачиваюсь, и в этот момент тень настигает демона, высасывая его сущность и раздирая плоть. Последние ошметки растворяются в дрожащем воздухе. Прямо, немигающе смотрю в глаза Мураки - в них недоумение и откровенная растерянность. Его руки опять метнулись вверх - взмах, пальцы пляшут какой-то танец - и множество мелких, как бильярдные шарики, горящих синим огнем паукообразных тварей бросаются на меня со всех углов. Устало отмахиваюсь - тени широкоим покрывалом накрывают эту шебуршащую толпу, и от тварей остаются только мерзкие липкие ошметки. Мураки отсупает еще на шаг. По его виску стекает маленькая капелька - тебе тяжело, да? Руки опять начинают порхать, он сводит подушечки пальцев... Черт, эти красивые белые холеные руки... Чувствую, у меня будет фетиш по этим ухоженным ручкам хирурга. Но надоело. Делаю взмах рукой - тени от моих пальцев быстро тянутся к рукам Мураки, истончаясь до толщины волоска. Я не хочу лишить его рук, я только хочу, чтобы он прекратил баловаться магией. Черные волоски теней касаются белой кожи, разрезая ее. Мураки вскрикивает - по его пальцам стекают тонкие струйки крови. Как же тебе идет красное, доктор... О, да ты упрямец... Мураки не останавливает пасса, кровоточащими пальцами он плетет завершающую фигуру - и вот жирная белесая змея без глаз выползает из-за мира. О, ты вызвал Червя? Ты и врпавду феноменален. Но Червь с моими теням бороться, увы, не может - они отправили его восвояси почти сразу, когда его туша оказалась в их власти. В твоих глазах появился страх, Мураки... не думал, что мне будет так приятно его увидеть... Что же ты предпримешь сейчас, Мураки-сан? На всякий случай блокирую пространство вокруг него яйцеобразной капсулой. Естественно, у него нет времени это обнаружить. Он шепчет что-то, начинает как-будто светитья изнутри белым ослепляющим светом. О, как я предусмотрителен - тебе не удастся телепортироваться, потревоженная энергия обрушится на тебя откатом - мне даже не придется прилагать усилий... Свет мигнул и погас, а Мураки упал на колени, крича от боли, хватаясь окровавленными руками за свои плечи, пачкая белый плащ. - Вы думали, я такой непредусмотрительный?.. - мой голос почти дрожит от торжества. Ты молчишь, ты не в силах ответить мне сейчас. Все, что мне остается сделать - это отбросить тебя волной энергии на алтарь. Мураки ударяется спиной о доски и уже не встает с пола. Я подхожу к нему и опускаюсь на корточки рядом. Приподнимаю его за плечи, откидываю волосы с лица. Очки разбились... Я снимаю их и отшвыриваю, продолжая вглядываться в лицо Мураки. Бледная - бледная кожа, идеально гладкая. Тонкие черты лица, тонкие губы. Глаза закрыты, длинные светлые ресницы касаются щек. Красив, как ангел... Ты еще лучше, когда спишь, Мураки... Поднимаю его на руки - где-то в церкви должны быть подходящие помещения, где мы бы могли поговорить с тобой по душам, Кадзу... Я отнес его в какое-то помещение за алтарем - там было относительно чисто, и из стены торчали две очень удобные металлические скобы чуть выше уровня моего пояса - наверное, раньше тут висела какая-то тяжелая вещь. Снимаю с Мураки плащ - все равно он безнадежно испорчен, стелю его на пол у стены - я не люблю, когда грязно. Ты так соблазнительно выглядишь, Кадзу, когда спишь, что я не могу удержаться и провожу пальцами по твоей шее, запускаю ладонь под воротник рубашки, трогаю плечо... Я хочу тебя, Мураки. Но ты наверняка будешь против, когда очнешься, верно, Кадзу?.. Это я смогу преодолеть... если привяжу тебя. Я стаскивая с него галстук - жалко его портить, дорогущий - видно сразу. Тебе, Мураки, верно, не приходится экономить на себе как нам, бедным шинигами. Немного подумав, снимаю с него пиджак и расстегиваю рубашку. Черт, не могу удержаться... Провожу языком от белой шеи вниз до ремня штанов. Твой запах, Кадзу, просто сводит меня с ума... Стискиваю зубы и сжимаю ладонями его талию... Черт... Хочу посмотреть на твои ручки вблизи... Беру расслабленную ладонь в свои руки и провожу ею по своей шее, щекочу себя у уха, шкрябаю ногтями ключицу... Усмехнувшись, развязываю узел галстука и крепко привязываю руки Мураки за запястья к железной скобе в стене. Теперь ты мой, Кадзу... Теперь тебе пора открыть свои разные глаза - я хочу, чтобы ты все чувствовал... Хлопаю его по щекам, он морщится и медленно поднимает веки, уставившись на меня своими вертикальными зрачаками. Какой же демон попортил тебе кровь, Мураки? Но это тебе только идет. И жутковатый правый глаз только добавляет в твой облик что-то... возбуждающее. Не стесняясь, я начинаю гладить пальцами его лицо, обвожу каждый контур, прохожусь по шрамикам у глаза, дотрагиваюсь до губ... Ты только смотришь на меня непонимающе... Зарываюсь носом в твои волосы, целую висок... Черт, я хочу тебя, хочу тебя, доктор Мураки... Как меня заводит этот легкий запах чего-то медицинского, почти неуловимо витающий в твоих волосах... Я приглаживаю пальцами светлые брови и смотрю в твои разные глаза, пью их растерянность. - Убери руки. - слышу я твердый голос. Я провожу пальцем по сказавшим это губам и улыбаюсь так, что ты понимаешь, что я не перестану трогать тебя. Ты дергаешь руками - бесполезно, Кадзу. Это же я связал тебя. А у меня есть опыт, как-никак. О, ты начинаешь волноваться... Твой голос чуть заметно дрожит: - Что тебе нужно? Я приближаю свое лицо к его ушку и, лизнув мочку, шепчу: - Я хочу тебя, вот и все... - я предельно честен. Но тебе от того не легче, правда? Ты напрягаешься - я могу чувствовать, как мышцы становятся твердыми во всем твоем теле... Прижимаясь к Мураки сзади, я глажу его грудь, плечи и бока, стараюсь делать это мягко, хотя так хочется сжать, впиться когтями, оставить кровавые дорожки... Но я не хочу портить это прекрасное тело. Мураки пытается отстраниться, но это ему не очень-то удается. Я вижу только его затылок, но того, что я чувствую, мне хватает с головой, чтобы мое тело затвердело от желания... Я спускаю его рубашку с плеч и начинаю целовать их, ласкать шею, легко касаться губами ушей. Чувствую,как ты вздрагиваешь - тебе приятно, Кадзу? Ты чуть выгибаешься от разрядов, пробегающих по твоему позвоночнику. Увлекшись, я не сразу замечаю, что Мураки начинает медленно сплетать пальцы в каком-то сложном пассе. Только по напряжению магического фона я понимаю, что он собрался отбиваться. Меня это злит. Я к тебе с такой нежностью, с таким пониманием, а ты!! Со злостью хватаю его за волосы и дергаю голову назад. - Знаешь, что делали учителя, когда я был молодым, за то, что ученики занимались не тем, чем надо?! Они били их линейкой по рукам! Хочешь, чтобы я отлупил тебя? - злое шипение. Не думал, что когда-нибудь буду так раздражен. Тени трепещут и волнуются. - Ты пожалеешь об этом... - спокойный твердый голос в ответ. Я позволяю теням еще немного поиграть - "хлестаю" тонкой полоской по стиснутым пальцам Мураки. Новая кровь струится поверх подсохшей. Черт... Я больше не могу себя сдерживать. Я оставляю его ненадолго, роюсь в карманах его пиджака. Ты же собирался на встречу с Тсузуки, Кадзу, не мог же ты не захватить смазку! Да, вот она... Твоя предусмотрительность просто умиляет, дорогой доктор. Теперь смазка будет очень кстати - и тебе и мне. - Ты когда-нибудь был укэ?.. - спрашиваю его почти безразлично, даже не надеясь на ответ - по напряженному телу я и так понимаю, что нет. Откручиваю крышку баночки прям перед его лицом, любуясь выражением страха в глазах. Ну, не бойся, Кадзу, я не сделаю сильно больно. Тебе понравится, уверяю. Опять пристраиваюсь сзади - он в такой удобной позе - на коленях, руки чуть приподняты и примотаны к скобе. Я начинаю растегивать ремень брюк -медленно, чтобы дать тебе почувствовать этот процесс - когда ты становишься полностью беззащитен передо мной... Спускаю штаны, касаясь ладонями гладкой кожи, зажмуриваюсь в предвкушении... Мураки начинает что-то шептать - опять плетет заклинание, стервец. Я прерываю его шепот, впиваясь в губы поцелуем. Властно исследую его рот языком. Когда я отрываюсь, его глаза уже чуть затуманены - отлично, кажется, дело идет на лад. Возвращаясь в облюбованную мной позу, ласкаю его спину и живот, провожу пальцами по коже ягодиц... Ну все, Кадзу, теперь я уже не могу больше терпеть... Я даже не имею настроения готовить тебя. Прости, конечно, но ты это заслужил. Макаю пальцы в баночку и смазываю сначала его, потом себя и, почти оглохнув от шума крови в ушах, нетерпеливо вхожу, впитывая пальцами дрожь его тела. Как узко... Да... Наверное, тебе больно - сквозь шум в ушах прорывается твой крик. Потерпи, Кадзу... Да... ДАаааа.... Двигаюсь быстро, жадно, почти не оставляя ему времени привыкнуть. Но я уже не могу думать о его ощущениях - мой собственный оргазм накрывает меня через несколько минут. Тяжело дыша, отваливаюсь от него. Что такое, Кадзу? Ты сипло хрипишь... Наверное, ты кричал - не знаю, я не слышал. Вот такой вот я - секретарь Энма-Чо. С твоей гордостью должно быть все в порядке - все-таки тобой овладел не человек, а бог смерти, Повелитель Теней... Знаешь, Кадзу, мне понравилось. Надо будет повторить. Я устал. Все-таки убивать всех тех тварей, что он мне приготовил, достаточно утомительно. Я надеваю ему брюки и развязываю руки - теперь ты свободен. Уйдешь, как только сможешь. Больше, думаю, ты не станешь звать Тсузуки, убивая невинных людей. Ведь вместо него могу явиться я опять, верно, Кадзу? Черт, как же ты все-таки красив, доктор... Я ничего не говорю ему - он упирается руками в пол и молча смотрит прямо перед собой. Поправляю последнюю складку на своем костюме и опять целую его - на прощание. Я ухожу, не оборачиваясь. Надеюсь, ты запомнишь меня, Кадзу.

 Отправлено: 29.12.07 17:31. Заголовок: впредь. если видите ..

впредь. если видите что фанфик большой-то создавайте для него отдельную тему. так будет удобнее.

 Отправлено: 20.01.08 15:22. Заголовок: c_left пишет: цит..

c_left пишет:

цитата:
а хде фанфики обещанные?



Ща будут!
Пэйринг: Татсуми/Мураки
Предупреждение: Кому-то такая интерпретация характера Татсуми-сана может показаться слишком вольной. И развитие событий шокирующим. Но на взгляд автора, вполне правдоподобно.
Скрытый текст

Загривком чувствую, что сегодня день приподнесет сюрприз, всколыхнет разнообразием уже больше чем трехмесячную скуку Энма -Чо. Поправляю очки и оглядываю комнату - весь персонал в сборе, как всегда - Хисока угрюмо пишет что-то - он всегда занимается рутинными отчетами, когда ему скучно. Тсузуки, конечно же, не так деловит - он развалился за своим столом, положив на него ноги в не очень-то чистых туфлях. Наверняка, мечтает о коктейле с клубникой. Обжора и лентяй... Не люблю я в нем эту бесцеремонность - работа есть работа, надо вести себя приличнее... Ватари увлеченно стукает по клавишам ноутбука - только пусть не смеет мне говорить, что работает! Он уже вторую неделю не вылазит с какого-то чата - из мира людей, конечно. Даже ему надоело бездействие - а уж кто-то, а он всегда находил, чем заняться - его идеям по модернизации и автоматизации обычных вещей мог бы позавидовать и Эддисон. Что до меня, так я тоже погрузился в бумажный ад - знали бы вы все, как меня раздражают эти бумажки. Но это словно битва - не сорваться и не швырнуть всю эту кипу в морду развалившемуся лентяю с сиреневыми глазами. Повелителю теней нужна железная выдержка... А как еще ее воспитать, если не бумажной работой с изнывающим от безделья Тсузуки перед глазами?... Со вздохом погружаюсь в очередной рапорт - но долгожданное СОБЫТИЕ отвлекает - смс от шефа - срочная работа. Пока мне одному- но иначе и быть не может, все дела, доходящие до сотрудников Энма-Чо, проходят через меня... С готовностью встаю - пожалуй, слишком резко, Тсузуки лениво приоткрывает один глаз и тут же опять закрывает его. Сколько раз я видел эти безупречно-чистые коридоры по пути к кабинету шефа?.. - Вы хотели меня видеть, качо? - вежливо улыбаюсь, чинно кланяюсь - хотя знаю, этого уже можно не делать. У нас с шефом за все это время установились если не дружеские, то как минимум приятельские отношения. Несмотря на разницу в возрасте. Я нравлюсь ему своей исполнительностью, строгостью и экономностью. - Да, присаживайся, Сейичиро. - шеф улыбается, но слегка озабочено. Значит, что-то серьезное. Иначе он бы положил мне папку на стол и попросил бы разобраться самому. Послушно сажусь, приготовившись слушать и запоминать информацию. - Три месяца после того, как Тсузуки вызвал Тоду, мы ничего не слышали о докторе Мураки, верно, Татсуми-сан? Признаться, этот человек заинтересовал кое-кого из вышестоящих... Действительно, феноменально, ты не находишь?.. Смертный, повелевающий демонами ада так естесственно, как будто сам близок им по крови... Разнообразие этих самых демонов, которых может призывать Мураки, впечатляет... Плюс левитация, способность к телепорту, изъятие энергии других людей, некромантия, другие виды магии... Весь наш отдел не мог справиться с этим человеком... Что ни говори - находка для некоторых инстанций! Так вот, после того пожара в колледже Мураки пропал. Хакушака-сама сказал, что в списках смерти его нет. Я лично проверил Киото на наличие его неприкаянной души - но ничего не нашел. Похоже, наш милый доктор, наша заноза в заднице, наша палка в колесах... - Шеф осекся и опять продолжил, - остался жив. И сейчас мы наблюдаем возобновление активности этого маньяка. Татсуми-сан, только послушай - в Нагасаки почти каждый день находят по трупу. Ладно просто трупы - кстати, все молодые юноши 16-23 лет - но у всех этих людей на спине вырезано очень милое послание в дословно таком тексте: "Возлюбленный мой, найди меня". Похоже, доктор Мураки вновь желает увидеть нашего кабинетного лентяя. Интересно - зачем? Ведь голова его Саки сгорела в огне Тоды... - шеф задумчиво посмотрел на меня. Я позволил себе криво ухмыльнуться - зачем Мураки нужен Тсузуки? Зачем нужен этот прекрасный юноша с аметистовыми глазами, ребячливый и серьезный одновременно? Зачем нужен этот неотразимый раздолбай?.. Нет, Мураки, ты ждешь, что он придет к тебе, терзаемый виной. Уж не знаю, что ты там собрался с ним делать теперь, но ты знаешь, что Тсузуки - почему -то - не может противиться тебе. Как мотылек, летящий на огонь... Нет, Мураки. Я сделаю кое-что, к чем ты готов не будешь. Я сам займусь этим делом. А Тсузуки не узнает... - Качо, можно просить Вас о разрешении самому взять это дело?... Я знаю, это не мой район, но мы уже имели возможность убедиться, что доктор Мураки имеет странное влияние на Тсузуки Асато... - говорю я, глядя в глаза шефа. Я знаю, что он согласится - ведь мои доводы неоспоримы. - Хорошо, Татсуми-сан. Бери это дело... - устало соглашается. - Еще одна просьба, качо...- опускаю глаза. - Да? - Не говорите Тсузуки... - подымаю взгляд - ты ДОЛЖЕН понимать, что этот Асато, как только пронюхает, полетит приносить себя в жертву, испортив все мои планы. - Конечно нет, - усмехается шеф. - Тсузуки ничего не узнает. Я предупрежу Гу-Се-Синов. Отлично. Что ж, доктор Мураки. У нас с Вами намечается междусобойчик... Тсузуки, может, и слаб перед тобой - со всеми своими Шикигами! - но у меня, милый доктор, нет слабости перед тобой...Ватари был, конечно же, усажен за работу по изъятию информации и ее обработке - не могу я позволить солнцу нашего отдела подвергать себя опасности из-за моей прихоти... Я снимаю двухместный номер в гостинице в Нагасаки. Утром мы с Ватари намереваемся обойти пару мест, чтобы узнать - где же доктор Мураки собирается ждать Тсузуки. Устало растягиваюсь на твердой гостиничной кровати, разглядывая тени на потолке. Они, почувствовав внимание своего Повелителя, будто пытаются казаться глубже, сильнее, приобретают причудливые очертания... Или это я засыпаю?.. Просыпаюсь утром от того, что Ватари - наш милый солнечный Ватари! - теребит меня за плечо. - Вставай, Татсуми-сан! У нас сегодня много дел, если ты не забыл, - он широко улыбается и сует мне кусок пирога. Благодарно принимаю его, запивая свежесваренным кофе - Ватари всегда варит его отлично... Умывшись и одевшись, мы покидаем номер. Весь день промотавшись по Киото, мы не узнаем ничего нового - никто не видел Мураки, никто не знает, где он. Все думают, что он уехал. Остался последний вариант - к нему я не хотел прибегать до самого последнего момента. Ко-какю-ру. Ория Мибу, старый друг Мураки. Если кто и знает, где ты, Кадзутака, то только он. Но он может легко предупредить своего друга - и тогда наша затея провалится. Я решаю один день проследить за Орией Мибу, не показываясь ему на глаза - шинигами могут оставаться невидимыми для простых людей. Отправляю Ватари в номер - вдруг какие-то новости с Энма-Чо - а сам неслышно оказываюсь у пруда в Ко-Какю-Ру - прямо за спиной у Ории Мибу, самозабвенно тренирующимся с катаной. Он, похоже, что-то чувствует - оборачивается, шарит глазами по траве. Хмурится, но продолжает свой завораживающий танец. Признаться, я невольно любусь его движениями - слаженные, как будто это не человек кружится с полоской стали, а две души поют друг другу о вечной любви в замысловатом танце. Прекрасные черные волосы, взлетающие от движений, блестящая сталь, мелкающая в прохладном воздухе... Ория Мибу красив. Не удивлюсь, Мураки, если он твой любовник. Хотя, не могу представить тебя привязанным к кому-то не из жажды пустить кровь... Наконец Ория останавливается, с легким щелчком вставляет катану в ножны и неслышно уходит в дом. Бесшумно следую за ним. Я хожу за ним по пятам - я смотрю, как он моется в деревянной лохани - в этом доме все по заветам предков; я наблюдаю, как он готовится ко сну. Похоже, Ория что-то чувствует -не раз и не два его лицо принимало настороженный вид. Стараюсь быть осторожнее - не хочу, чтобы сквозняк донес до него мой запах. Наблюдаю, как он спит... Невольно сглатываю комок - Ория спит обнаженным, под одном тонким покрывалом. На его красивой спине шрамы - Мураки, ты постарался?.. Все-таки ты всегда причиняешь боль тем, кого любишь... Хочу поквитаться с тобой еще больше, Мураки... День наблюдения не помог - Ория ходит с таким траурным лицом, что наверняка думает, что Мураки мертв. Он не может знать ничего о нем. Это совершенно ясно. Усталый, под утро возвращаюсь в номер - Ватари, похоже, не спал даже - в одних штанах он сидит перед ноутбуком и что-то озабоченно читает. - Татсуми! - слышу его голос, когда вхожу, - Еще одно убийство... Понятно... Пока я пытался найти тебя, Кадзутака Мураки, ты времени зря не терял... Где же, где же хоть намек о том, куда идти?? Присаживаюсь на кровать рядом с Ватари, разворачиваю карту Киото и тупо смотрю на нее. Так.. первая жертва... Здесь... - ставлю точечку маркером. Вторая - тут. Третья.... Стоп.. Начинает вырисовываться что-то.. Лихорадочно сверяя места обнаружения тел, быстро покрываю точечками карту... Аккуратная пятилучевая звезда... Не хватало нескольких точек до ее полного завершения... И ты будешь ждать в ее центре, верно, Кадзутака?? Что же там у нас в центре... Заброшеная церковь... Очень подходяще для того, кто пытается казаться ангелом... Я еще помню твои белые перышки, доктор Мураки... Сегодня вечером ты увидишь совсем не того, кого ждешь... Аккуратно сворачиваю карту и отдаю ее Ватари. Серьезно гляжу в его янтарные глаза - каждый раз, когда я так делаю, я не верю, что в каком-то мире может существовать такая доброта и понимание... - Ватари, я отлучусь на время- хочу кое-что проверить. Тебе есть чем заняться, я уверен - свяжись с Энма-Чо, доложи, что все в порядке. Я вернусь либо ночью, либо утром... - я стараюсь быть спокойным и невозмутимым - как будто правда иду делать какую-то рутинную работу, но азарт начинает захватывать меня. Мураки, чертов опасный маньяк, чертова прекрасная кукла с целым арсеналом губительных заклятий - я иду к тебе. Я посмотрю, как твои разные глаза расширятся от удивления... Ватари, слишком возбужденный от нашей находки, не замечает моего состояния и рассеяно кивает - он наверняка сейчас начнет обмусоливать карту и так и эдак... Это к лучшему, если ты будешь занят вечером, милый Ватари. Тихо и почти темно - фонари на улице дают свет, от которого рождаются мои тени. Они тянутся ко мне, когда я прохожу. Я ласкаю их, как родных - я действительно сроднился с ними за все это время... Тонкие, толстые, глубокие и не очень - тени разбивают землю на сотни осколков. Сейчас они сильны. Я во всеоружии, Мураки. Что же имеешь ты против меня, Мураки?.. Вот виден купол старой заброшеной церкви - крест на шпиле ясно выделяется на фоне большой красной луны. Твоя луна, Мураки?.. Твоя кроваво-красная луна? Ты тоже сегодня силен, как мне кажется. Это только добавит специй в наше знакомство... Кадзу. Тихо-тихо. Даже ветер замер. Волосы на моем загривке как-будто бы шевелятся. Я весь в предвкушении. Хорошо, что сейчас почти ночь - никого постороннего наша борьба не заденет. В церкви теплится свет... Мураки, ты приготовил романтическую встречу? Что же тебе нужно от шинигами с аметистовыми глазами? Неужели ты правда влюблен в него? Не поверю, Мураки. Уже не скрываясь, вхожу в покосившиеся двери - ему все равно некуда от меня уйти. Фигура в белом плаще, стоящая на коленях перед старым потускневшим алтарем. Мураки, неужели это ты? Неужели в твоей душе есть что-то святое, перед чем ты готов вот так склонить голову?.. Не хочу прерывать его молитву, останавливаюсь в дверях. Но он чувствует постороннего, оборачивается и резко встает. Белый ангел. Я понимаю, почему Тсузуки теряется, когда имеет дело с тобой - ты ангельски красив, Мураки. Ооо, что я вижу - твои удивленые глаза. Эти демонические глаза с вертикальными зрачками кажутся ошарашенными. Не ожидал увидеть здесь секретаря Энма-Чо собственной персоной, да, Кадзутака?.. Поправляю очки - этим мы похожи, оба носим очки. Только я действительно неважно вижу. - Приветствую Вас, доктор Мураки. Прошу прощения за Тсузуки-сана, он не сможет прийти на встречу. Вместо него пришел я. - мой голос вежлив и холоден. Смотрю на Мураки - так же вежливо, как будто он мой партнер по бизнесу. - О, какая жалость, что Тсузуки-сан не сможет быть со мной сегодня вечером... - отвечает он тоже вежливо - видимо, решил принять игру, - Вам не стоило утруждать себя и заменять его. Я подожду Тсузуки-сана в следующий день. - Доктор Мураки, если Вы простите мне мою дерзость, то я осмелюсь настаивать, чтобы этот вечер Вы провели со мной... - улыбаюсь уголками губ, заглядываю в глаза Мураки. Вернее в глаз - правый скрыт платиновой челкой. Мураки напрягается - он, вероятно, не особо жаждал моего присутствия. Никуда ты не денешься, Кадзутака. Сегодня ты будешь моим... - Прошу прощения, Татсуми-сан, но я вынужден отклонить Ваше предложение - у меня есть кое-какие дела в городе... - он подбавил в голос чуть-чуть сожаления. Ты безупречно вежлив, Мураки. Не зная тебя так, как может тебя знать только бог смерти, можно подумать, что ты просто идеален - красив, гениальный ученый, с блестящим воспитанием... - И я все же НАСТАИВАЮ, - я произношу слово твердо, но не повышая голоса. Тени смыкаются за моей спиной, отрезая путь к оступлению. Мураки делает шаг назад и сближает ладони около своего лица, сплетает пальцы в каком-то замысловатом жесте - никак, магией вздумал играть. Точно, зеленый свет начинает исходить с потолка, наливается объемом, словно гигантская капля, и вязко падает на пол, оформляясь в большую трехголовую тварь. Я уже не вижу Мураки - передо мной один из вызванных им созданий ада. Ватари, наверняка, классифицировал бы это существо и назвал его имя, но мне некогда вспоминать - я подхлестываю тень от креста на алтаре, он резко удлиняется, становится чернильно-черной и как будто бурлящей. Сноп зеленоватого пламени летит в мою сторону - я уворачиваюсь, и в этот момент тень настигает демона, высасывая его сущность и раздирая плоть. Последние ошметки растворяются в дрожащем воздухе. Прямо, немигающе смотрю в глаза Мураки - в них недоумение и откровенная растерянность. Его руки опять метнулись вверх - взмах, пальцы пляшут какой-то танец - и множество мелких, как бильярдные шарики, горящих синим огнем паукообразных тварей бросаются на меня со всех углов. Устало отмахиваюсь - тени широкоим покрывалом накрывают эту шебуршащую толпу, и от тварей остаются только мерзкие липкие ошметки. Мураки отсупает еще на шаг. По его виску стекает маленькая капелька - тебе тяжело, да? Руки опять начинают порхать, он сводит подушечки пальцев... Черт, эти красивые белые холеные руки... Чувствую, у меня будет фетиш по этим ухоженным ручкам хирурга. Но надоело. Делаю взмах рукой - тени от моих пальцев быстро тянутся к рукам Мураки, истончаясь до толщины волоска. Я не хочу лишить его рук, я только хочу, чтобы он прекратил баловаться магией. Черные волоски теней касаются белой кожи, разрезая ее. Мураки вскрикивает - по его пальцам стекают тонкие струйки крови. Как же тебе идет красное, доктор... О, да ты упрямец... Мураки не останавливает пасса, кровоточащими пальцами он плетет завершающую фигуру - и вот жирная белесая змея без глаз выползает из-за мира. О, ты вызвал Червя? Ты и врпавду феноменален. Но Червь с моими теням бороться, увы, не может - они отправили его восвояси почти сразу, когда его туша оказалась в их власти. В твоих глазах появился страх, Мураки... не думал, что мне будет так приятно его увидеть... Что же ты предпримешь сейчас, Мураки-сан? На всякий случай блокирую пространство вокруг него яйцеобразной капсулой. Естественно, у него нет времени это обнаружить. Он шепчет что-то, начинает как-будто светитья изнутри белым ослепляющим светом. О, как я предусмотрителен - тебе не удастся телепортироваться, потревоженная энергия обрушится на тебя откатом - мне даже не придется прилагать усилий... Свет мигнул и погас, а Мураки упал на колени, крича от боли, хватаясь окровавленными руками за свои плечи, пачкая белый плащ. - Вы думали, я такой непредусмотрительный?.. - мой голос почти дрожит от торжества. Ты молчишь, ты не в силах ответить мне сейчас. Все, что мне остается сделать - это отбросить тебя волной энергии на алтарь. Мураки ударяется спиной о доски и уже не встает с пола. Я подхожу к нему и опускаюсь на корточки рядом. Приподнимаю его за плечи, откидываю волосы с лица. Очки разбились... Я снимаю их и отшвыриваю, продолжая вглядываться в лицо Мураки. Бледная - бледная кожа, идеально гладкая. Тонкие черты лица, тонкие губы. Глаза закрыты, длинные светлые ресницы касаются щек. Красив, как ангел... Ты еще лучше, когда спишь, Мураки... Поднимаю его на руки - где-то в церкви должны быть подходящие помещения, где мы бы могли поговорить с тобой по душам, Кадзу... Я отнес его в какое-то помещение за алтарем - там было относительно чисто, и из стены торчали две очень удобные металлические скобы чуть выше уровня моего пояса - наверное, раньше тут висела какая-то тяжелая вещь. Снимаю с Мураки плащ - все равно он безнадежно испорчен, стелю его на пол у стены - я не люблю, когда грязно. Ты так соблазнительно выглядишь, Кадзу, когда спишь, что я не могу удержаться и провожу пальцами по твоей шее, запускаю ладонь под воротник рубашки, трогаю плечо... Я хочу тебя, Мураки. Но ты наверняка будешь против, когда очнешься, верно, Кадзу?.. Это я смогу преодолеть... если привяжу тебя. Я стаскивая с него галстук - жалко его портить, дорогущий - видно сразу. Тебе, Мураки, верно, не приходится экономить на себе как нам, бедным шинигами. Немного подумав, снимаю с него пиджак и расстегиваю рубашку. Черт, не могу удержаться... Провожу языком от белой шеи вниз до ремня штанов. Твой запах, Кадзу, просто сводит меня с ума... Стискиваю зубы и сжимаю ладонями его талию... Черт... Хочу посмотреть на твои ручки вблизи... Беру расслабленную ладонь в свои руки и провожу ею по своей шее, щекочу себя у уха, шкрябаю ногтями ключицу... Усмехнувшись, развязываю узел галстука и крепко привязываю руки Мураки за запястья к железной скобе в стене. Теперь ты мой, Кадзу... Теперь тебе пора открыть свои разные глаза - я хочу, чтобы ты все чувствовал... Хлопаю его по щекам, он морщится и медленно поднимает веки, уставившись на меня своими вертикальными зрачаками. Какой же демон попортил тебе кровь, Мураки? Но это тебе только идет. И жутковатый правый глаз только добавляет в твой облик что-то... возбуждающее. Не стесняясь, я начинаю гладить пальцами его лицо, обвожу каждый контур, прохожусь по шрамикам у глаза, дотрагиваюсь до губ... Ты только смотришь на меня непонимающе... Зарываюсь носом в твои волосы, целую висок... Черт, я хочу тебя, хочу тебя, доктор Мураки... Как меня заводит этот легкий запах чего-то медицинского, почти неуловимо витающий в твоих волосах... Я приглаживаю пальцами светлые брови и смотрю в твои разные глаза, пью их растерянность. - Убери руки. - слышу я твердый голос. Я провожу пальцем по сказавшим это губам и улыбаюсь так, что ты понимаешь, что я не перестану трогать тебя. Ты дергаешь руками - бесполезно, Кадзу. Это же я связал тебя. А у меня есть опыт, как-никак. О, ты начинаешь волноваться... Твой голос чуть заметно дрожит: - Что тебе нужно? Я приближаю свое лицо к его ушку и, лизнув мочку, шепчу: - Я хочу тебя, вот и все... - я предельно честен. Но тебе от того не легче, правда? Ты напрягаешься - я могу чувствовать, как мышцы становятся твердыми во всем твоем теле... Прижимаясь к Мураки сзади, я глажу его грудь, плечи и бока, стараюсь делать это мягко, хотя так хочется сжать, впиться когтями, оставить кровавые дорожки... Но я не хочу портить это прекрасное тело. Мураки пытается отстраниться, но это ему не очень-то удается. Я вижу только его затылок, но того, что я чувствую, мне хватает с головой, чтобы мое тело затвердело от желания... Я спускаю его рубашку с плеч и начинаю целовать их, ласкать шею, легко касаться губами ушей. Чувствую,как ты вздрагиваешь - тебе приятно, Кадзу? Ты чуть выгибаешься от разрядов, пробегающих по твоему позвоночнику. Увлекшись, я не сразу замечаю, что Мураки начинает медленно сплетать пальцы в каком-то сложном пассе. Только по напряжению магического фона я понимаю, что он собрался отбиваться. Меня это злит. Я к тебе с такой нежностью, с таким пониманием, а ты!! Со злостью хватаю его за волосы и дергаю голову назад. - Знаешь, что делали учителя, когда я был молодым, за то, что ученики занимались не тем, чем надо?! Они били их линейкой по рукам! Хочешь, чтобы я отлупил тебя? - злое шипение. Не думал, что когда-нибудь буду так раздражен. Тени трепещут и волнуются. - Ты пожалеешь об этом... - спокойный твердый голос в ответ. Я позволяю теням еще немного поиграть - "хлестаю" тонкой полоской по стиснутым пальцам Мураки. Новая кровь струится поверх подсохшей. Черт... Я больше не могу себя сдерживать. Я оставляю его ненадолго, роюсь в карманах его пиджака. Ты же собирался на встречу с Тсузуки, Кадзу, не мог же ты не захватить смазку! Да, вот она... Твоя предусмотрительность просто умиляет, дорогой доктор. Теперь смазка будет очень кстати - и тебе и мне. - Ты когда-нибудь был укэ?.. - спрашиваю его почти безразлично, даже не надеясь на ответ - по напряженному телу я и так понимаю, что нет. Откручиваю крышку баночки прям перед его лицом, любуясь выражением страха в глазах. Ну, не бойся, Кадзу, я не сделаю сильно больно. Тебе понравится, уверяю. Опять пристраиваюсь сзади - он в такой удобной позе - на коленях, руки чуть приподняты и примотаны к скобе. Я начинаю растегивать ремень брюк -медленно, чтобы дать тебе почувствовать этот процесс - когда ты становишься полностью беззащитен передо мной... Спускаю штаны, касаясь ладонями гладкой кожи, зажмуриваюсь в предвкушении... Мураки начинает что-то шептать - опять плетет заклинание, стервец. Я прерываю его шепот, впиваясь в губы поцелуем. Властно исследую его рот языком. Когда я отрываюсь, его глаза уже чуть затуманены - отлично, кажется, дело идет на лад. Возвращаясь в облюбованную мной позу, ласкаю его спину и живот, провожу пальцами по коже ягодиц... Ну все, Кадзу, теперь я уже не могу больше терпеть... Я даже не имею настроения готовить тебя. Прости, конечно, но ты это заслужил. Макаю пальцы в баночку и смазываю сначала его, потом себя и, почти оглохнув от шума крови в ушах, нетерпеливо вхожу, впитывая пальцами дрожь его тела. Как узко... Да... Наверное, тебе больно - сквозь шум в ушах прорывается твой крик. Потерпи, Кадзу... Да... ДАаааа.... Двигаюсь быстро, жадно, почти не оставляя ему времени привыкнуть. Но я уже не могу думать о его ощущениях - мой собственный оргазм накрывает меня через несколько минут. Тяжело дыша, отваливаюсь от него. Что такое, Кадзу? Ты сипло хрипишь... Наверное, ты кричал - не знаю, я не слышал. Вот такой вот я - секретарь Энма-Чо. С твоей гордостью должно быть все в порядке - все-таки тобой овладел не человек, а бог смерти, Повелитель Теней... Знаешь, Кадзу, мне понравилось. Надо будет повторить. Я устал. Все-таки убивать всех тех тварей, что он мне приготовил, достаточно утомительно. Я надеваю ему брюки и развязываю руки - теперь ты свободен. Уйдешь, как только сможешь. Больше, думаю, ты не станешь звать Тсузуки, убивая невинных людей. Ведь вместо него могу явиться я опять, верно, Кадзу? Черт, как же ты все-таки красив, доктор... Я ничего не говорю ему - он упирается руками в пол и молча смотрит прямо перед собой. Поправляю последнюю складку на своем костюме и опять целую его - на прощание. Я ухожу, не оборачиваясь. Надеюсь, ты запомнишь меня, Кадзу.

 Отправлено: 20.01.08 19:33. Заголовок: Tsuzuki повторяешьс..

Tsuzuki
повторяешься
это было. причем ты же и выкладывала его последним

 Отправлено: 21.01.08 16:41. Заголовок: ALex пишет: повторя..

ALex пишет:

цитата:

повторяешься это было. причем ты же и выкладывала его последним

ну тады нате!
Скрытый текст

Название: Безумный день или Тсузуки раздает долги Фендом: Yami no Matsuei Автор: Rulli и Мурраки Email: Hellsing38@mail.ru Бета: Rulli Рейтинг: PG, наверное… Пейринг: Тсузуки/??? Жанр: стеб, местами откровенный и нескрываемый авторский бред, называемый поле-том фантазии. Направленность: Предупреждения: Никаких Содержание: …Все началось с того, что Тсузуки, получив зарплату и премию, решил раздать все свои долги. От автора: Посвящается Рицке. «Безумный день или Тсузуки раздает долги» …Все началось с того, что Тсузуки, получив зарплату и премию, решил раздать все свои долги. (Так, отмотаем на день назад. Как-то в прекрасную октябрьскую среду шеф объявил сотрудникам Энма-Тё, что в четверг Татсуми выдаст ВСЕМ синигами не толь-ко зарплату, но и ежегодную премию. Да-да, даже Тсузуки получит надбавку к жалова-нию.) Он подумал, что ничего такого особенного он и ни у кого не занимал, и никакой такой страшной суммы с зарплаты у него не должно уйти. Хотя его одолевали смутные сомнения, но все-таки, по благородству души своей, решил отдать все свои долги, чтобы обезопасить свое будущее существование и кошелек от дальнейших покушений. Он думал, что наберется в худшем случае человека два-три, по правде, он считал, что должен одному только Татсуми, и то – самую малость. Но как он жестоко ошибался! Вечером он как обычно спал на работе. Сегодня ему снился замечательный сон: в Киото он попал на дегустацию тортов и пирожных – все было бесплатно, и есть можно было до отвала. И вот, когда он в сладких грезах уже приканчивал двадцать пятый рулетик с корицей, над ним раздалось громкое «Гм, Тсузуки-сан, можно вас на секундочку?» Заспанный Тсузуки с трудом поднял голову со стола, но то, что творилось у него в кабинете, мгновенно сбросило с него остатки сна. За своей спиной (Стол стоял так, что он сидел спиной к двери) он увидел то, что еще долго будет сниться ему в самых страшных кошмарах: около его стола собралась толпа из пятнадцати человек, причем это были не только синигами, работающие в Энма-Тё – сюда заявились кредиторы даже с Земли, прослышав о том, что он решил отдать долги. (И как они все узнали?! Тсузуки же НИКОМУ не говорил о своем решении! Остается только догадываться.) Увидев такое скопление народа, он подумал, что занимал у каждого йен по сто, на какую-нибудь мелочь: на жвачку или на чупачупс для Хисоки, который, скорее всего, сам и слопал. Для начала, это Татсуми: чего стоит только день проживания в довольно дорогой гостинице, еда, больница (это знаете ли, в наше время денег стоит), затрата личного времени на подбадривание и утешение Тсузуки, так что, по самым скромным подсчетам, затраты на оплату долгов составили треть зарплаты Тсузуки. Он горестно вздохнул, но решил, что это еще терпимо, можно как-то пережить. Следующим на очереди был его ГОРЯЧО любимый напарник Хисока. Он требовал, во-первых, за еду, которую Тсузуки у него частенько воровал и которую время от времени приходилось покупать своему напарнику-обжоре. Затем Хисока требовал деньги за проживание в некоторых гостиницах, за то, что Тсузуки иногда ломал его инвентарь (что за инвентарь, интересно), также за моральный вред средней тяжести – Тсузуки постоянно ставил его в неловкие ситуации, приводил в смущение, подкалывая его. И, напоследок, за постоянное спасение своего напарника. (В основном, из объятий Мураки) Но больше всего денег он требовал за то, что когда он спасал Тсузуки из горящей лаборатории, он увидел плачущего доктора Мураки, чем получил неизгладимую моральную травму – это было худшее, что могло случиться с Хисокой – увидеть плачущего Мураки. (Я и сама, признаюсь, от такого зрелища если и не сошла бы с ума, то, по крайней мере, полгода находилась бы в тяжелейшей депрессии.) Кстати, содержание Хисоки и Тсузуки в больнице после взрыва в лаборатории вле-тело Татсуми в кругленькую сумму. Татсуми стал требовать деньги с Хисоки, но хитрый паренек отговорился тем, что «мы, мол, с Тсузуки напарники, и все мои деньги у него. Он заплатит, просто скажи ему, что он должен, а то у него память плохая. Да, кричи погром-че, а то у него и слух что-то не очень в последнее время – как говоришь про долги – ни фига не слышит». Следующим в том скопе дико кричащих людей, набившихся в тесный кабинетик, (и как только все туда влезли!? Их, наверное, прессом вдавливали в эту крохотную комна-тушку) был Ватари. Ну, Ватари требовал не так много денег, как остальные, где-то 1/5 от зарплаты несчастного синигами. Ну, он впрочем, ничего такого особо важного для Тсузу-ки и не делал: ну, помогал ему искать информацию, иногда тоже купит ему рулетик-другой, когда тот расплачется с всхлипами «все, умираю, жить не могу без сладкого! Мне срочно нужно съесть хотя бы булочку, иначе я начну обгладывать отчеты! Ну Ваатариии, ну пожааалуйста… Ва-а-а!» Да, Ватари, вспомнив об этом, потребовал компенсацию за шантаж – ведь отчеты для него – святое. Внезапно на плечи Тсузуки упало что-то тяжелое, барахтающееся, вечно недоволь-ное с клювом и перьями. Причем их было двое – Гусёсин и его брат-близнец. Он требо-вал двойную сумму, объясняя это тем, что они с братом всегда все делают вместе, вот и платить им Тсузуки будет за двоих. Гусёсин требовал, во-первых, за доставку информа-ции, за то, что Тсузуки как-то раз, под наплывом демонических сил (а, по-моему, так «под мухой» или с жуткого бодуна) разрушил библиотеку. Кроме того, он также требовал возмещение морального ущерба за то, что во время разгрома библиотеки сгорели его любимые книги, причем во втором томе «Войны и мира» у него лежала заначка в двадцать баксов. (Наврал, конечно, но что ж делать. Деньги ж нужны.) Так же он требовал деньги за то, что прикрывал Тсузуки, когда тот прогуливал работу в поисках очередного тортика или пирожного по сниженной цене на Земле. И, конечно же, за еду. Тут все требовали с Тсузуки за еду – он частенько ее воровал, к тому же он не помнил, кого именно и когда просил покупать ему сладости, так что всем это было довольно выгодно. Следующим подошел шеф Коноэ. Ну, тут все ясно: Тсузуки под влиянием выпитого алкоголя, простите, вселившегося в него демона разгромил большую часть прекрасного здания Энма-Тё, вырвал с корнем 5 самых красивых сакур. Естественно, все затраты по восстановлению легли на плечи его шефа и вполне логично, что он решил списать эти затраты с зарплаты Тсузуки. (И правильно, впрочем, сделал. Нечего громить казенное иму-щество!) Как и все синигами, он требовал деньги за еду. Кроме того, он месяц назад ввел систему штрафов за прогулы и опоздания. (Да, Тсузуки повезло, что месяц назад, пред-ставляете, сколько бы денег за 72 года он задолжал!) Последней из сослуживцев подошла Вакаба, которая покупала ему на Земле пирож-ные и рулетики, стоя в многочасовых очередях и рискуя своим положением. -Меня же могли уволить за такие прогулы. (Ага, как же) Правда, шеф? -Что правда? Действительно? Я мог тебя уволить? (Почти незаметный, но очень ощутимый втык под бок локтем Вакабы) -Да-да, конечно. Я мог ее уволить. Вот именно! -Вот видишь Тсузуки, как плохо! Так что за рулет с кремом ты мне заплатишь двой-ную цену. (Тсузуки, слегка офигев, если в его состоянии это еще возможно) -За что?! Что за обдираловка?! -Что значит «за что»?! За доставку! После нее потянулись земные кредиторы: Хидзири – гениальный скрипач, которого Тсузуки с Хисокой умудрились спасти. Он требовал, конечно, очень много. Вот их диалог: -Тсузуки, мне неловко говорить, но ТЫ ДОЛЖЕН мне кучу ДЕНЕГ! По твоей вине у меня сломались две скрипки. Ты хоть знаешь, что это были за скрипки?! Одна из них была украшена рогом единорога, а другая вообще раритет! На ней играл сам Моцарт! (Да, теперь ясно, почему его отравил Сальери – он же был его соседом) Эти скрипки очень дорогие, стоят целое состояние! -Но Хидзири, ты раньше никогда не говорил, что эти скрипки такие дорогие! Ты и не сильно-то переживал по поводу их утраты! -Э-Э-Э… Ну-у… Это все влияние демона, да, он СЛЕГКА повредил мне память, но теперь я все вспомнил. Кроме того, мне должен же кто-то возместить ущерб – по вашей вине я узнал, что, оказывается, есть боги смерти. Но самое главное, это ваше появление на моем концерте. У вас были самые лучшие места на халяву, а контрамарочки, знаете ли, дорогого стоят. У Тсузуки округлялись глаза. Он не думал, что этот милый мальчик, который, по хо-ду, даже влюбился в него, мог быть таким коварным и злобным. (Явно сказалось влияние Хисоки. Хе-хе). Следующими подошли два директора из разных школ. В одной из них, школе Хид-зири, Тсузуки изображал врача, при этом перепутал все этикетки, съел все сладкие таб-летки, а под конец вообще разгромил школу, за что ему предъявили счет в 10 его зарплат! (Ну вы себе представляете, что такое Тсузуки и 10 зарплат!) Второй директор тоже тре-бовал возмещения ущерба школе, где Тсузуки играл в учителя истории. Здесь денег тре-бовали меньше – где-то полторы зарплаты. Но тем не менее. Глаза у Тсузуки не то что ок-руглились, а уже медленно вылезали из орбит, руки тряслись как у запойного алкоголика с тридцатилетним стажем, левый глаз поразил нервный тик, а на губах появилась пена. Его фиалковый правый глаз стал красным, как только он услышал сумму, которую ему нужно заплатить – а это была еще только половина его долгов. То ли еще будет! (Хех) Следующими на очереди стали жена и любовница погибшего хозяина лайнера «Ко-ролева Камелия», которые тоже хотели денег. Хоть корабли взорвал и Мураки, но сделал он потому, что там появился Тсузуки. Кроме того, вы сами понимаете, что брать деньги с Мураки – двойное самоубийство. (Кто бы сомневался) Так что деньги решили взыскать с бедного синигами. Еще одним претендентом на деньги Тсузуки оказался, как ни странно, Ория, которо-го Асато даже не знал, ну ни разу в жизни не видел. Ория требовал денег за катану, кото-рую якобы сломал ему Хисока. (Когда, интересно?!) Но у Хисоки в последнее время было плохо с памятью – вторую неделю с Тсузуки проверяют, кто может больше выпить саке. Но он посчитал себя честным человеком и посоветовал обратиться с претензией к напарнику. «Ты ему скажи, что он тебе вчера в баре «Голубая устрица» сломал дорогущую фамильную катану и поставил «фонарь» под глазом – он все равно ничего не помнит – напился до розовых чертей, пляшущих на барной стойке ламбаду» - наставил его мальчишка. После Ории, радостно улыбаясь (если это выражение вообще применимо к сущест-ву, состоящему из двух перчаток и половины карнавальной маски – да здравствует Бра-зилия!) к Тсузуки подошел Хакушаку-сама из Дома свечей. Он слегка припоздал, но так и было рассчитано – деньги на раздачу долгов у Тсузуки должны были уже кончится, а значит можно было требовать кое-что другое. Сами догадайтесь, что. (Конечно в аниме он вообще не пересекается с этим синигами, если не считать эпизода, в котором он рас-сматривает фотосессию Тсузуки и мурлыкает себе под нос песенку. (Наверное это была «Голубая луна» или марш Мендельсона, или что-то еще в этом духе). В манге же Тсузуки столько раз обращался к графу с просьбами – ну там жизнь чуток продлить или укоро-тить, одолжить денег на карамельки, что никаких средств ему для расплаты не хва-тит. Кто читал, тот знает, что граф предложил Асато расплатиться НАТУРОЙ (Хе-хе).) Такое же предложение последовало и в этот раз. (Все-таки мне интересно, как он возьмет долг натурой, если лично я видела у него всего две перчатки и половину маски на предполагаемом лице. Хотя, возможно мы всего не видим и остальное все-таки сущест-вует. Хм, а все-таки интересно ведь!) -Ну что, Тсузуки-сан, зайдешь сегодня ко мне в особняк, долги отдать? Тсузуки тихо сползал по стенке… -Ну так как, Тсузуки-сан, по-хорошему придешь, или за тобой зайти?! А, Тсузук… -Граф, вы здесь НЕ ЕДИНСТВЕННЫЙ, КТО НЕ ПРОТИВ ВЗЯТЬ ДОЛГИ НАТУ-РОЙ!!! Толпа одобрительно загудела: -Да, вот именно! -Я тоже не против!!! -И я!!! -И я тоже! -А я вообще обеими руками «За»!!! «Вот идиоты» - думал стоящий в капле Хисока, хотя в голову потихоньку забиралась мысль, что он против того, чтобы Тсузуки отдавал им долги натурой. Но тут вдруг его словно лопатой по голове ударило: -Минуточку, а кто это сказал?!? Все, как один, оборачиваются к выходу… Толпа расступается, и на сцене появляется ЛУЧЕЗАРНО УЛЫБАЮЩИЙСЯ доктор Мураки. Все падают, потому что это страшное зрелище. Мураки смотрит на Тсузуки как ребенок, увидевший конфету, которую он очень долго хотел. Очень, о-очеь, о-о-очень долго хотел. ЖЕЛАЛ. Все просто в ауте. У Тсузуки глаза вылазят из орбит, он пытается вылезти в окно Энма-Тё с криками: «Уберите от меня этого садиста!!!» (На это, наверно, страшно было смотреть: ЛУЧЕЗАРНО УЛЫБАЮЩИЙСЯ доктор Мураки, толпа лю-дей и нелюдей в ужасе и шоке одновременно и Тсузуки, пытающийся пролезть хотя бы по частям через прутья решетки на окнах. Душераздирающее зрелище! Кстати, зачем им стальные решетки на окнах – не тюрьма вроде?) Но Тсузуки не удается скрыться – когда он уже начинает принимать свою нематериальную форму, его хватают за ноги и насильно усаживают в кресло. Его мужественно держат из последних сил (долги-то отдавать на-до!), причем у держащих Тсузуки существ у самих подкашивались ноги – они увидели ДОБРОГО Мураки. (Вообще, меня поражает само сочетание «ДОБРЫЙ МУРАКИ», и если, по преданью, тот, кто увидит синигами, должен скоро умереть, то тот, кто уви-дит ДОБРОГО МУРАКИ, умрет в этот же час в страшных муках.) Мураки, лучезарно улыбаясь, подошел к Тсузуки и, с видом доктора Айболита, при-шивающего зайцу восьмую ногу, произнес: -Тсузуки-сан, ну вот мы и встретились снова! Теперь тебе придется отдавать все свои долги. Сейчас я их тебе перечислю. Смотри, пожалуйста, только на меня, и пусть я буду единственным, кто увидит твое разорение! Во-первых, за все те рестораны и кафе, в которые я тебя водил. Во-вторых, как ты помнишь, я устроил тебе прогулку по городу (кажется, это было в Нагасаки), если ты, конечно, еще помнишь. Мое время дорого стоит. Пока я бесцельно трачу на тебя свое время, у меня пациенты умирают, может быть. При этих словах Мураки улыбнулся, всем своим видом показывая, что ему все равно – пусть умирают, лишь бы парочка для опытов осталась, и хватит. (А что, нехай умирают. Надо было 666 раз подумать, прежде чем лечиться у Мураки.) -Затем, ты должен мне за экскурсии по тем городам, где ты побывал благодаря моим зверским убийствам и ужасающим опытам, иначе бы ты никогда не попал в эти города. За вино, за цветы и за прочие мелкие радости жизни, которые я покупал для тебя и которые ты так жестоко и бессовестно отвергал. Если бы ты с благодарностью принял мои подарки, я бы не стал запрашивать с тебя их стоимость. Но уже слишком поздно! Кроме того, за все мои загробленные исследования, за мою разрушенную до основания суперновейшую лабораторию с отрубленной головой моего братца, которую ты тоже загубил, что мне не очень понравилось. -За мое лечение. Если помнишь, ты, сама неблагодарность, перед взрывом лаборато-рии ухитрился пырнуть меня ножом, если ты еще помнишь, Тсузуки-сан. Также стои-мость запросов о твоем прошлом в архив, скупка у барыг на черном рынке дневников моего деда с записями о тебе. Ты разгромил мою лабораторию на лайнере, с меня теперь требуют деньги за взорванный корабль. -За все мои медицинские инструменты: скальпели, шприцы и т.д. За аренду пистоле-та, которым я убил принцессу Тсубаки – мне пришлось менять свои планы после того, как я увидел тебя на корабле. За карты Таро, которые я тоже ради тебя купил, оплата за ис-порченную каюту, а также плата вообще за все номера, потому что я появлялся там, где ты был, чтобы притянуть тебя к себе. Плата за адвоката, в конце концов, - надо же было отписаться от этого всего. -И, наконец, самая большая плата моя, которую я востребую по полной программе. Это то, что ты нанес мне ужасный моральный ущерб тем, что не отвечаешь на мои чистые и благородные чувства. Я так люблю тебя, я хочу разорвать тебя, а ты не понимаешь это-го! Как ты не понимаешь! Я хочу сломить тебя, сложить к твоим ногам горы трупов! А ты!... Ты меня отвергаешь!!! Таскаешься за этим Хисокой! Противный, гадкий мальчиш-ка! НЕНАВИЖУ!!! Тут Мураки расходится, наступает уже на Хисоку, люди начинают его оттаскивать, Казу-така в свою очередь пускает в ход заклинания. Бедный Тсузуки падает в обморок, причем падает он на руки Мураки. Мураки, не теряя времени даром, красиво подпрыгивает вверх с Тсузуки на руках и улетает ввысь в лучах белого света. Но Мураки не рассчитал, что те-перь он находится не под открытым небом, а в комнате высотой всего 5 метров. И он так красиво врезается головой в потолок, (оя! что же будет?!) снеся при этом люстру вене-цианского стекла, что тут же списали на бесчувственного Тсузуки. Шеф в шоке. Он кри-чит: «Моя люстра!» Все обращают голову ввысь, Мураки падает, причем падает он на двух Гусёсинов, которые сдавленно пискают под ним (шутка ли – тридцатилетний му-жик упал на них с такой высоты). Тсузуки падает на руки Татсуми. Татсуми, счастливый, с радостной улыбкой, убегает с ним на руках из Энма-Тё, но Хисока пускает в него папку с годовыми отчетами (по толщине как собрание сочинений Гоголя, причем вместе со сго-ревшим вторым томом «Мертвых душ»), которая попадает ему прямо по затылку. (Ай! Больно, наверное) Татсуми запинается и падает, причем Тсузуки летит вперед, прямо в объятия Ватари. Ватари, радостно прижимая к себе добычу, пытается затащить его к себе в кабинет и закрыть на замок дверь. Но тут снова появляется Хакушаку-сама. Он дает Ва-тари хорошего пинка чей-то оторванной ногой (по ходу, ногу он выкрал из запасов Мураки – видимо, он складировал не только головы). Получивший пинка Ватари - в ауте, граф хватает Тсузуки, пытается исчезнуть, и тут снова появляется Хисока. Он вырубает графа (интересно, каким способом можно вырубить маску и две перчатки?!), хватает Тсузуки и исчезает вместе с ним… …Двумя часами позже в Нагасаки (на Земле). Тсузуки спит на кровати в номере отеля (и, конечно, опять за его счет). Вот он открывает глаза и видит перед собой Хисоку. -Хисока, ты? Спасибо, что спас меня!... -Да, спас… Слушай, я хотел тебя спросить… Хисока наклоняется к Тсузуки, тот краснеет и шепотом спрашивает: -Что ты хотел, Хисока?... Хисока наклоняется к самому уху напарника и произносит: -Тсузуки, ГДЕ ТВОЛЯ ЗАРПЛАТА!!!???!!! Тсузуки подпрыгивает от неожиданности и, плохо соображая, что делает, протягивает Хисоке пачку денег. Хисока забирает деньги. -Ну вот, теперь мы в рассечете. -Нууу, Хисока, тебе нужны были только мои деньги… А я-то думал, что тебе нрав-люсь… Паренек кладет деньги на тумбочку и, снова наклоняясь к Тсузуки, выключает свет. В темноте звучит его реплика: -Ну, ОДНО ДРУГОМУ НЕ МЕШАЕТ. Занавес… P.S. За занавесом слышны истошные вопли Тсузуки: -Нееееет! Помогите, насилуют!!! -Татсумиии! Спасиии! -Ватарии! Спасии меня!!! -Блин, ну хоть кто-нибудь! Насилуют же!!! -Ааа!!! Я сказал «Хоть кто-нибудь», я не говорил «МУРАКИ»!!!!!!!!! -Хисока, спаси, Мураки наси…М-м-м… Огни потухли, представление окончено…

фанфик не мой и я его се неприсваевую!

 Отправлено: 21.01.08 16:43. Заголовок: воть есцо!фанфик не ..

воть есцо!фанфик не мой и я его сабе не прысваевую!
Скрытый текст

Название: Наркотический транс Автор: gero_likia E-mail: gero_likia@mail.ru Беты: Lepon, stuff Фэндом: Yami no Matsuei Пейринг: Мураки/Ория/Тсузуки Рейтинг: R От автора: Написано на фест тройничков для Months of Midnight Предупреждения: angst с элементами драмы Дисклеймер: Все права принадлежат создателям, я только балуюсь с миром и героями Татсуми наблюдал за Хисокой. Нервные, рваные движения, слишком резкие ответы, иногда невпопад, еще более темные, чем обычно, тени под запавшими глазами. С мальчиком было что-то не так, но самое удивительное и, пожалуй, даже неприятное было для секретаря в беззаботном и веселом поведении Тсузуки, резко контрастировавшем с поведением партнера. Или его не заботит состояние мальчика, или он не замечает его, что никак не может свидетельствовать о нормальном положении дел. Татсуми был серым кардиналом Энмо Тё. О, да, шеф Коноэ управлял всем, что касалось миссий, но у него был один существенный для руководителя недостаток - он не обращал особого внимания на отношения в коллективе. Пока работа выполнялась хорошо, ему не было дела до остального. Но секретарь всегда следил за тем, что в действительности происходит в отделе, прекрасно зная - если пустить всё на самотёк, дело может принять скверный оборот. И сейчас ему казалось, что пора вмешаться. Хисока стоял с безразличным видом. Руки на груди были сложены по старой привычке… но не только. Татсуми заметил, что мальчик старается спрятать сжатые до побеления костяшек кулаки. - Скажи, вы готовы к очередному заданию? - Я готов… - мальчик пожал плечами, не глядя в пронзительные синие глаза. Предположения секретаря подтвердились. Раньше Хисока сказал бы: «мы». - Тогда, как только Гусёсин подготовит документы, он вас известит. Будьте готовы. - Хорошо, - равнодушно отозвался младший шинигами, разворачиваясь к двери. - Хисока, - окликнул его секретарь, стоило тонким пальцам сомкнуться на ручке. - Да? - мальчик даже не обернулся. - Может, все-таки расскажешь? - О чем вы? Ничего не происходит. До свидания, Татсуми-сан. Секретарь Энмо Тё задумчиво посмотрел на закрывшуюся дверь. - Что? Прости, я, кажется, отвлекся… - Не согласишься ли ты пообедать со мной сегодня в мире живых? - терпеливо повторил Татсуми. - Нет, извини, у меня нет времени… Как-нибудь в другой раз, ладно? - рассеянно улыбнулся Тсузуки, демонстрируя явное желание побыстрее куда-нибудь исчезнуть. Тсузуки, отказывающийся от сладостей? В голову Татсуми пришли только две наиболее вероятных причины подобного поведения, но он так и не смог решить, какая хуже. Либо близится конец света, либо где-то снова объявился Мураки. Тсузуки торопливо удалялся от Татсуми, подловившего его в одном из коридоров Энмо Тё. Похоже, начинаются проблемы. Чрезвычайно бережливый секретарь ни за что не стал бы звать его на обеды просто так. Неужели заметил? Но как? Он же был так осторожен! Взгляд фиолетовых глаз шинигами скорее подходил преступнику, бегущему от стражей закона. Татсуми очень не нравилось происходящее. Прошло уже четыре дня с момента их разговора, а поведение Тсузуки так и не изменилось. Раньше у него веселье чередовалось с печальной задумчивостью, сейчас шинигами постоянно шутил, смеялся и теребил всех. Но во всем этом чувствовалось что-то наигранное, насквозь фальшивое, а в его взгляде секретарю постоянно чудился странный, лихорадочный блеск. Он искал сравнения, но не находил. Хотя что-то мелькало в мыслях, что-то такое, что очень точно охарактеризовало бы состояние Тсузуки… - Он похож на наркомана, - внезапно раздался голос. Совсем рядом. Татсуми, задумавшийся и не обративший внимания на приблизившегося шинигами, слегка повернулся к нему. - Ты хотел поговорить, Хисока? - Это вы хотели поговорить, Татсуми-сан. Помните? - Конечно. - Не думаю, что здесь подходящее место. - Мы можем посидеть в кафе в мире живых. - Я не против. Полчаса спустя младший шинигами, опустив голову и механически помешивая ложечкой свой чай, рассказывал Татсуми, о том что произошло. - Это началось всего две недели назад, как я теперь понимаю. Почти сразу после того, как я понял, что Мураки все еще жив. Тсузуки тогда… он был полон энтузиазма, хотел найти его и отомстить. Я думал, что все равно это ни к чему не приведет, поиск - не самая сильная его сторона… - Ошибаешься. Тсузуки ленивый, но он - один из самых лучших оперативников в Департаменте. - Я уже понял… Поначалу он держал меня в курсе дела, пока, чуть больше недели назад, не исчез куда-то на несколько часов. Я бы не беспокоился, но тогда я так и не смог ему дозвониться - он не брал трубку, хотя гудки были - сигнал проходил. Однако, на следующий день я не заметил ничего странного, он вел себя как обычно. А про телефон сказал, что просто отключил звук и ничего не слышал. Я поверил, он иногда такой рассеянный… Хотя заметил в его глазах блеск. Тогда я не придал этому значения… - Блеск? - Да. Как сейчас, только гораздо слабее. А после он перестал меня замечать. С ним творится что-то странное, он ведет себя неестественно… Я думаю, это связано с Мураки. Больше причин нет. Вы ведь тоже заметили, Татсуми-сан? - Да. Ты пытался с ним поговорить? - Пытался. У меня было такое ощущение, словно он находится в другом мире, и слова из нашего к нему не пробиваются. Нужно что-то делать, но я не знаю, что. Я пробовал выяснить, куда он ходит, но он почему-то стал чувствовать меня слишком хорошо. Он всегда теперь знает, если я нахожусь поблизости. Вот это для Татсуми было новостью. Что это может значить? И относится ли это только к Хисоке? - У него настолько обострилась чувствительность? - забеспокоился он. - Это ненормально. Нужно будет за ним проследить… - Я же говорю, у меня не получилось… - Я сделаю это с помощью своей силы и сообщу тебе о результатах. - Спасибо, Татсу… - запнулся Хисока на полуслове, огромными глазами глядя куда-то над плечом секретаря. Тот тоже обернулся и прищурился, призывая Тени. Нервно оглядываясь, по улице шел Тсузуки. Заклятье призрачной иглой скользнуло к нему, слилось с его тенью… и шинигами вздрогнул, повернулся, безошибочно находя Татсуми взглядом. Впервые в жизни кто-то заметил воздействие Силы секретаря, когда тот сам этого не хотел. - Вы обедаете? - натянуто улыбаясь, подошел Тсузуки. - Да. Присоединяйся, - куда лучше сымитировал улыбку Татсуми. - Спасибо, но у меня почти нет времени. Нужно кое-что сделать и вернуться в отдел. В следующий раз, хорошо? Приятно провести время, - и, едва выслушав ответные прощания, шинигами быстрым шагом удалился. Татсуми и Хисока переглянулись. Тсузуки спешил. Он почти опаздывал… то и дело оглядываясь, он убедился, что слежки нет. Избавиться от этой привычки оказалось сложновато, хотя с некоторых пор его чувствительность к эманациям Силы шинигами резко увеличилась, и он стал ощущать своих коллег на достаточно большом расстоянии. Все было чисто… как вдруг его словно подцепили на крючок. Было ощущение, что он привязан веревкой, которая может размотаться на любую длину, но, как бы далеко он ни ушел, свободным себя не почувствует. Так мог делать только Татсуми. Тсузуки развернулся и нашел взглядом столик, за которым сидел секретарь Энмо Тё… с Хисокой. При виде напарника снова кольнул стыд - он обещал мальчику одно, а делает совсем другое. Более того, противоположное… Он подошел поздороваться - пройди он мимо, коллеги заподозрили бы что-нибудь, хотя все его существо дрожало от страха и одновременно нетерпения - быстрее вернуться в полутемную комнату, наполненную странными запахами, от которых кружится голова и приятная истома разливается по телу, где теплые руки медленно разденут, одновременно лаская, и заставят забыть о стыде, неуверенности, сомнениях… или холодное острое железо коснется обнаженной кожи, будоража, дразня обещанием ранить при малейшем неверном движении… Удовольствие и боль, переходящие друг в друга или смешивающиеся в сумасшедший коктейль, возбуждение и страх, огнем ласкающие напряженные нервы, нежные поцелуи или страстные укусы… От воспоминаний во рту пересохло, перестало хватать дыхания… Нужно было скорее уйти отсюда, пока Хисока с Татсуми ничего не поняли… Тсузуки попрощался с ними и едва не побежал к условленному месту, где его уже ждали. - Похоже, подтверждаются худшие опасения, - нахмурился Татсуми. - Мне кажется… Тсузуки находится под чьим-то контролем. - Что?! - почти закричал Хисока, вскакивая с места. - Успокойся. Ты привлекаешь излишнее внимание. - Как я могу оставаться спокойным, когда ты говоришь такие вещи?! - возмутился мальчик, тем не менее, садясь обратно. От волнения он даже не заметил, что обратился к старшему с фамильярным «ты». - Я не совсем уверен. Но мое заклинание он снять не сможет, так что мы все узнаем наверняка. - Хорошо. Я могу что-нибудь сделать? - Пока только наблюдать за ним, когда он рядом. Я буду держать тебя в курсе. Тсузуки чувствовал заклинание слежки, но не мог не пойти на встречу. Шинигами даже не знал, чего хочет больше - избавления от этой зависимости или наоборот… - Ты опаздываешь, возлюбленный мой. - У меня были причины. В офисе было светло, и здесь Хисока выглядел неуместно: он словно был сгустком мрака и производил на всех удручающее впечатление. Даже шеф Коноэ, похоже, забеспокоился, глядя на него. Впрочем, Татсуми не обольщался на свой счет. Наверняка и он сам кажется всем столь же мрачным. И причины для этого были очень существенными. Стоило им с Хисокой вернуться из мира живых, как заклинание, прикрепленное к Тсузуки, прекратило свое действие. Вернее, кто-то его снял. У кого хватит сил на такое? Тсузуки выгнулся, потянулся за ласкающей рукой. Не так давно он краснел, сейчас бесстыдно стонет, вызывая удовлетворенную улыбку на лице… кого? Мучителя?.. Любовника?.. Любимого?.. Когда все это началось, он, пожалуй, был испуган. Беспомощный и беззащитный, не имеющий возможности позвать ни шикигами, ни даже Хисоку… Он ожидал долгой и мучительной смерти, но все ограничилось единственным коротким уколом, едва ощутимым и таким незначительным… Сколько времени он провел в мягком цветном тумане, окутавшем его после этого, шинигами не знал. Да и не особо пытался узнать. Ведь так приятно было плавать в нежных, пушистых облаках… Так пьяняще чувствовать себя в безопасности… Так сладко тонуть в этих ощущениях, забыв об обещаниях, долге, проблемах… Когда Тсузуки очнулся в каком-то переулке и понял, что один, цел и невредим - даже одежда не пострадала - он внезапно осознал, что сделает все, лишь бы снова испытать это ощущение. - Вы говорите, с Тсузуки что-то не так? - удивился шеф Коноэ, выслушав Татсуми и Хисоку. - Да. Боюсь, он находится под контролем… - Мураки? Он опасен, но недостаточно силен, чтобы осуществить подобное. Это высшая магия. - И тем не менее, шеф… - Хорошо. Я проверю. Но сразу говорю - это маловероятно. - Спасибо, - поклонились шинигами. Ближе к вечеру их вызвали в кабинет начальника. - Вы что-то нашли, шеф? - нетерпеливо спросил Хисока, всем телом подаваясь вперед. - Нет. Как я и предполагал, он чист. Ни одного следа заклинания. Однако вы правы, он стал более рассеянным. Словно слегка пьян. Возможно, вы зря волнуетесь, и он, к примеру, просто влюбился? - слегка улыбнулся шеф. Хисока недоверчиво нахмурился, а Татсуми на секунду замер, пораженный внезапной догадкой. Но она требовала серьезной проверки, так как вероятность того, что она окажется верной, была достаточно низкой. «Он похож на наркомана…» «Странный блеск в глазах…» «Словно слегка пьян…» Но если это все-таки правда, Татсуми найдет Мураки где угодно, и умирать доктор будет медленно. Тсузуки застонал в голос, не в силах сопротивляться вспышке болезненного удовольствия. Сначала казалось, что это невозможно будет вынести даже ради того, чтобы вновь испытать восхитительное чувство легкости и парения, и на следующей встрече он, сжимая зубы, отказался платить такую цену за несколько минут беззаботного счастья. В ответ было лишь легкое пожатие плеч, словно такая реакция не только не удивила, но и не вызвала никаких эмоций… Легкое движение - и удаляющаяся фигура в развевающемся плаще… Шинигами так и не понял, почему тогда, не успев даже подумать, кинулся следом. Шорох шелка, тихий шелест глубокого голоса, обволакивающего, ласкающего кожу… Каждый раз, неважно, какой по счету, был для Тсузуки словно первый. Он уже не стеснялся, не краснел от каждого прикосновения или намека, но все равно, приходя сюда, он как будто впервые вступал в новый, неизведанный мир. Может быть, потому, что он так и не свыкся с мыслью, ЧТО с ним происходит, понимая умом, но, не желая принимать душой. А, может быть, хозяева намеренно поддерживали в нем это ощущение… С новым днем обновлялась атмосфера комнат, и Тсузуки не смог бы сказать, в чем точно было дело - в новом оттенке, появившемся у постоянно наполняющего пространство пьянящего запаха благовоний, в безделушках, словно живших собственной жизнью и постоянно менявшихся местами, в настроении хозяев, то безумно ласковых, то жестких до жестокости… Кстати, о настроении. Его, разморенного и довольного, оставили одного - хозяева не боялись побега, ведь зачем бежать оттуда, где тебе хорошо?.. - и, судя по всему, выясняли отношения. - Ты же обещал! Ты клялся, что не сделаешь ничего подобного! - Тсузуки узнал голос темноволосого и удивился. Тот всегда был спокойным, вежливым и терпеливым. Что могло случиться? Что вызвало у него такое негодование? - Сделанного не воротишь, и потом, он отнюдь не против… - Я сомневаюсь. Если бы он об этом знал… - Он догадывается. И все равно здесь. - Я хочу поговорить с ним. Сейчас. - Сколько угодно, - снисходительным тоном, который, как уже успел понять Тсузуки, темноволосому очень не нравился. Послышались приближающиеся шаги, легкие, почти бесшумные. Шинигами был уверен, что слышит их только потому, что ему позволили. Сёдзи раздвинулись, и в комнату ступила фигура в красивом кимоно. - Тсузуки-сан. - Ория-сан. - Ты уверен? Татсуми, я проверю, мне не сложно, но даже теоретически - это невозможно! - Просто проверь. Я бы очень хотел, чтобы это оказалось неправдой. - Хорошо, хорошо. Как только Тсузуки вернется, я возьму у него образец крови и сообщу тебе результаты. - Спасибо. - Ты все же знаешь? - Да, я догадался. Мураки прав. Я все равно здесь. - Зачем? Ведь это… - Теперь это - часть моей жизни. От этого никуда не денешься. - Тсузуки-сан, если ты передумаешь и захочешь уйти, я не стану тебя удерживать. Более того, позабочусь, чтобы Мураки тебе не препятствовал. - Спасибо, Ория-сан, я безумно благодарен. Но мне действительно хорошо здесь, - печально улыбнулся шинигами. Самурай внимательно всмотрелся в фиолетовые глаза, далекие, потерянные, потухшие. Поздно что-либо менять. Он глубоко вздохнул, успокаиваясь, и обнаружил, что поглаживает откинувшегося на футон Тсузуки по бедру. Мураки, заранее просчитавший результат разговора, довольно улыбался в соседней комнате. - Тсузуки! Можно тебя на несколько минут? - улыбнулся Ватари, когда шинигами вернулся в офис. - Что случилось? - удивился он. Даже сквозь ту полудрему, уже ставшую привычной частью жизни, он удивился. Ватари обычно не слишком жаждал общаться с ним - кажется, слегка ревновал Татсуми… - Просто нужно кое-что проверить. Ничего особенного, - заверил главный экспериментатор Энмо Тё. Тсузуки отнесся к этому подозрительно, но все же последовал за ним в лабораторию. Татсуми так и не дождался Ватари. Он обещал сообщить о результате проверки, но прошло уже несколько часов с того момента, как Тсузуки вышел от него, а светловолосый шинигами так и не покинул свой кабинет. В конце концов, всегда терпеливый секретарь не выдержал и отправился туда сам. - Ватари? - закрыв за собой дверь, позвал он. Ученый вздрогнул и обернулся. - Я в это не верю, - сообщил он. - Просто не верю! Не может быть! Перепроверяю уже третий раз! - Что такое? - с замиранием сердца спросил Татсуми. - Ты был прав. Он действительно подсел на наркотик, но ведь для шинигами это считается невозможным! - Значит, здесь не обошлось без Мураки. - Ты считаешь? - нахмурился Ватари. - Не думаю, что он мог проявить себя так быстро… - А я не думаю, что кто-то еще способен сделать наркотик, вызывающий привыкание у шинигами. - Может быть, ты прав, - повернувшись к компьютеру и быстро нажимая какие-то клавиши, согласился Ватари. - Но сейчас важно не это. Ты сможешь составить антидот? - Еще не знаю, - нехотя признал ученый. - Конечно, я попытаюсь, но положительного результата гарантировать не могу. Пока проследи за ним. - Разумеется. Слежка с помощью магии ничего не дала, и Татсуми с Хисокой, обсудив варианты, решили положиться на человеческую технику. Секретарь даже не пожалел весьма внушительной суммы на приобретение лучших жучков, диктофонов и прочего оборудования. Прикрепить все это на одежду Тсузуки было минутным делом. Услышанное повергло их в шок. - Ты всегда так громко стонешь… - заметил Ория, перебирая волосы Тсузуки, уютно устроившегося у него на плече после секса. - Извини, я не могу сдерживаться. Мне так хорошо… Тебе это не нравится? - неуверенно ответил шинигами, чуть приподнимая голову и заглядывая в глаза любовнику. - Напротив, - мягко улыбнулся он, поглаживая чувствительное местечко перехода затылка в шею тонкими пальцами. Тсузуки снова расслабился. Сегодня было странно. Раньше они никогда не лежали вот так вместе, обычно его почти сразу оставляли одного. Тогда приходилось одеваться и на ватных от усталости и неги или дрожащих от той же усталости и возбуждения ногах возвращаться домой. Но сегодня Ория не ушел, более того, притянул начавшего было подниматься Тсузуки к себе. Шинигами не знал, что нашло на хозяина, но возражать отнюдь не собирался. Ория размышлял. Он всегда доверял Мураки, а Мураки доверял ему, но это никогда не давало ключа для разгадки хирурга, сумевшего подчинить себе мистические силы, а Ории Мибу, его давнему другу и любовнику, требовалось как можно быстрее его понять. Раньше он и не пытался, но сейчас обстоятельства поменялись. Раньше Мураки не скрывал так много и уж тем более не лгал. Что он задумал на этот раз? Он обещал, что их так называемое «общение» с Тсузуки ограничится тем единственным разом, когда они похитили его, но прошло почти две недели с того момента, и с каждым днем шинигами стал задерживаться все дольше и дольше. Мураки в ответ на упрек ограничился коротким «Планы поменялись». И это тот человек, который ни разу еще не изменил своего решения и который добивается своей цели любой ценой? Ория в это не верил. И подозревал, что план изначально был не таким, а сам он в этой игре оказался лишь пешкой, которой не доверяют ничего по-настоящему важного. Отказываться от роли ладьи ему не хотелось. И, вдобавок ко всему прочему, с Тсузуки поступили слишком жестоко. Сейчас ему это не нравилось, хотя раньше было все равно - он лишь немного жалел жертву Мураки. Эти две недели перевернули их, казалось бы, давно наладившиеся отношения. На следующий день Тсузуки старательно прятался по всем углам от взглядов Ватари и Татсуми. Похоже, зря он согласился на то непонятное исследование… Шинигами привык не недооценивать своих коллег, так что был уверен - они как минимум что-то подозревают. И, хотя игра в прятки могла лишь подтвердить их догадки, он не мог уговорить себя встретиться с кем-то из них лицом к лицу. Особенно с Татсуми. Когда-то они были напарниками, и, пусть это продолжалось всего три месяца, после этого у Тсузуки остались очень яркие воспоминания. Именно тогда он понял, кто по-настоящему руководит Энмо Тё. Именно тогда сумел оценить силу и ум секретаря. И теперь меньше всего хотел встречаться именно с ним. Хотя и общение с Ватари было плохой перспективой. Но вот от Хисоки так легко скрыться не удалось. - Тсузуки, стой! - мальчик даже схватил его за край свитера. Обычно он не позволял себе даже приближаться к кому-либо ближе, чем на расстояние вытянутой руки, а сейчас позволил себе такое… - Ты что-то хотел, Хисока? - обернулся старший шинигами, изображая на лице самую беззаботную улыбку из своего арсенала. - Да. Тебя искал Ватари. Говорил про какое-то исследование, которое вы начали… сказал обязательно притащить тебя к нему. Силой, если потребуется. В голосе прозвучала угроза. Тсузуки понял, что если он не пойдет сейчас, то окончательно потеряет их доверие и, в лучшем случае, окажется под домашним арестом. - Конечно, но зачем же силой? - засмеялся он. - Я и так дойду. А тебе вроде надо сейчас… - Я провожу тебя, - не терпящим возражений тоном заявил Хисока. - А... Хорошо, - чуть запнулся Тсузуки. Похоже, он попался. - Хисока за ним пошел. Через несколько минут мы все выясним, - вслух успокаивая скорее себя, чем неподвижно застывшего в кресле Татсуми, Ватари метался по комнате. Впрочем, его волнение было понятно. Помимо того, что с Тсузуки творятся такие вещи, которые заставили бы волноваться кого угодно, ученого снедало нетерпение от ожидания проверки действия его антидота. В дверь постучали, и тут же заглянул Хисока. - Я его привел, - сообщил он, проходя в лабораторию. Тсузуки шел следом. - Татсуми? - удивленно распахнулись фиолетовые глаза. - Не волнуйся, я тут просто так. Заглянул к Ватари. Тебе же всего на минуту, насколько я понял? - Да-да, один укольчик - и все, - уже постукивая пальцем по шприцу с прозрачно-зеленым содержимым, заверил Ватари. Секретарь отметил, как вздрогнул Тсузуки. Раньше он никогда не боялся шприца. - Ты неразговорчив в последнее время. - Я никогда не был любителем поболтать. - Сейчас что-то изменилось. Скажи мне. - Что именно? - Я лишь больше уверяюсь в том, что что-то произошло. - Хорошо. Ты мне лжешь. Какой смысл разговаривать в этом случае? Мураки аккуратно поставил чашку на пол, не отрывая взгляда от глаз Ории. Любовник впервые за последние несколько дней открыто отвечал на такой взгляд. - Почему ты так решил? - после долгого молчания, наконец, спросил Мураки. - А что еще я должен был думать, если ты уже второй раз меняешь план? - Что обстоятельства изменились. - Когда они тебя волновали? - Скажем так, сейчас они такого свойства, что не могут не волновать. - Не говори мне, что ты решил пожертвовать местью. Я не поверю. - Пожертвовать местью? Что с тобой? Ты же достаточно хорошо знаешь, что от этого я никогда не откажусь. - Тогда я не понимаю. - Вопрос лишь в том, когда осуществится месть. Я лишь откладываю ее, чтобы насладиться не менее изощренным удовольствием сейчас. И, кстати, я так и не поблагодарил тебя. - За что? - Твоя идея с благовониями была просто чудесна. Без них препарат не оказал бы такого действия. Комбинация оказалась потрясающей. - Не стоит благодарности. - Напротив. Ты на меня обижен? - Нет. - Хорошо. Ория знал, что последует дальше. Он даже не думал сопротивляться - все равно знал, что в итоге будет только так, как хочет Мураки. Удалось ли ему удержать невозмутимое выражение лица, когда тонкая игла вошла под кожу, а в кровь впрыснули неизвестный препарат, Тсузуки не знал. Но он очень нервничал, с нетерпением ожидая конца рабочего дня. Тогда можно будет вернуться к Мураки, и все будет хорошо… Нет. Не только к Мураки. К нему и Ории. - Кажется, у нас гости, - недовольно произнес Мураки, поднимая голову с подушки. Ория тут же сел. - Шинигами? - Да. - И что ты планируешь делать? - Ничего. Он сам решит. Нам даже не понадобится вмешиваться. - Ты так уверен, что он сделает то, что ты от него ждешь? - Да. - Но это ведь только наркотик. Больше причин нет. - Он стал толчком. Позволил ему взглянуть на некоторые вещи с другой точки зрения. - Проще говоря, повлиял на его мозг. - Можно и так сказать. Но Тсузуки от этого не перестал быть собой. И ты ведь не станешь отрицать, что теперь у него есть причины вернуться сюда… помимо забытья от наркотика. Ория чуть сдвинул брови, вспоминая, когда Тсузуки в последний раз, придя сюда, попросил дозу. Это было давно… - Порой мне кажется, что я тоже нахожусь под действием какого-то дурмана. Мураки только улыбнулся.

 Отправлено: 21.01.08 23:28. Заголовок: Tsuzuki пишет: ну т..

Tsuzuki пишет:

цитата:

ну тады нате!

 Отправлено: 28.01.08 21:02. Заголовок: чё эт ти ухмыляешся?..

чё эт ти ухмыляешся?

 Отправлено: 30.01.08 18:01. Заголовок: Tsuzuki проехали Тс..

Tsuzuki
проехали Тсу, проехали
хва флудить-переберайся в болталку

 Отправлено: 20.02.08 13:29. Заголовок: ГОСПОДИ!!! :sm20: НА..

ГОСПОДИ!!! НАКОНЕЦТО Я СЮДА ЗАЛЕЗЛАААААА!!! а то нет чети не фурычел!нате вам новое откровение!
Скрытый текст

Автор: Nik_ta (nik_ta @ front.ru) Фандом: Yami no Matsuei Рейтинг: NC-17 Пейринг: Мураки/Цузуки Жанр: romance Статус: часть вторая Summary: любовь бежит от тех, кто гонится за нею, а тем, кто гонит прочь, - бросается на шею. Или что-то вроде того. Disclaimer: никакой прибыли, одни убытки… Размещение: с разрешения автора Комментарий: закономерное следствие событий ф/ф "Не умирай". Не во всем, но во многом. Sweet dreams are made of this Who am I to disagree? Travel the world and the seven seas Everybody's looking for something Some of them want to use you Some of them want to get used by you Some of them want to abuse you Some of them want to be abused… E. Я очень долго мою руки. Филигранная работа… Должен собой гордиться, а мне почти что все равно. Теперь переодеться. И… Заворачиваю за угол и натыкаюсь на них. Ребята, как же вы меня достали. Вы все. Вся ваша чертова контора без исключения. Взгляд Хисоки мечет зеленые молнии - как всегда, впрочем, я привык. Но его резкий голос вызывает новую вспышку головной боли. - Где он?! Вдох. Выдох. Даже не отвечаю - не считаю нужным. Мальчишка воспринимает мое молчание по-своему - делает быстрое движение вперед, и Тацуми едва успевает поймать его за локоть. - Мураки-сан, мы только хотели спросить, не знаете ли вы, где Цузуки. Мураки-сан? Прямо сама вежливость. Интересно, у Тацуми всего один костюм, или в его шкафу висит двадцать пять одинаковых? Охотно поверю и в то и в другое. Я гляжу мимо рвущегося с поводка мальчишки и говорю: - Не знаю и знать не хочу. Это последнее, что меня вообще интересует. А сейчас оставьте меня в покое, у меня были не самые приятные пять часов. - Он врет! - Хисока чуть ли не визжит. - Пустите, я… Ух ты-ух ты, какие мы смелые. Твоя эмпатия тебя подведет когда-нибудь, мальчик. А лучше прямо сейчас. Насмешливо смотрю на него из-под ресниц. Давай, вырвись, коснись меня. У меня давно припасен для тебя подарок. Думаешь, ты всё помнишь о ночи нашего знакомства? Ошибаешься. И если не перестанешь так себя вести, я позволю тебе вспомнить одну замечательную подробность… И ты поймешь, что тот, кому так не по душе насилие, не кончает дважды за сеанс… Это перевернет твой убогий мирок, Хисока-кун, так что лучше так рьяно не дергайся. - Сенсей!!!! Твою налево, этого не хватало. Женщина несется с другого конца коридора и всей своей тушей бухается прямо мне в ноги - едва успеваю сделать шаг назад. Шинигами смотрят на этот спектакль круглыми глазами. - Будьте благословенны, сенсей! - причитает она. - Будьте благословенны! Вы сотворили чудо! Сейчас стошнит. Вздергиваю женщину на ноги одним движением, положив руки на плечи. Как там ее?... - Мияги-сан, я рад, что сделал все возможное. Зайдите, пожалуйста, в регистратуру, нужно заполнить кое-какие бумаги. Она послушно уходит, без остановки кланяясь, и я непроизвольно нажимаю пальцами на переносицу. Как болит голова… И как хочется сказать ей, что это был просто очень интересный случай, как минимум достойный хрестоматии. К тому же от операции все до единого отказались. И мне было глубоко наплевать, выживет ее драгоценный сынок или сдохнет у меня под скальпелем. Разворачиваюсь и ухожу вглубь коридора. Уже у лестницы вдруг слышу быстрые шаги и вскрик Тацуми. - Хисока-кун! Опля! Попался. Мальчишка хватает меня за локоть… и тут же выпускает с диким воплем, будто прошитый током. Оглядываюсь - он падает на руки Тацуми, глаза закатились до кровавых белков, и орет так, будто его насилуют… Забавная все же штука память. - Что ты сделал?! - а, политесы все вышли, да? Поправляю очки, не отводя глаз. - Я его и пальцем не тронул, вы всё видели. И впредь, Тацуми-сан, следите лучше, чтобы ваши… уважаемые коллеги не бросались на людей. Ухожу. И впервые за этот день улыбаюсь. * * * Правда, эта улыбка протянула недолго - ровно до дверей моего кабинета. Цузуки сидит за столом, вернее лежит на сложенных руках. От звука открывшейся двери вздрагивает и поднимает голову. - Они ушли?.. Я едва подавляю раздражение. Да какой там. Не подавляю. - Наверное. И ты давай выметайся. Вздыхает. Потом спрашивает: - Хисока… он кричал там, почему? - Хочешь знать - пойди и спроси. Не желаю его видеть. Не могу физически. Меня от одного звука его голоса аж трясет, и головная боль усиливается. - Ты слышал, что я сказал, Цузуки-сан? Убирайся отсюда, а то я за себя не ручаюсь. Опускает голову - будто не слышит. - А можно, я у тебя побуду? Я не помешаю, ты меня даже не заметишь. Как можно не заметить то, что так раздражает? Как пульсирующее алое пятно в мозгу… От желания съездить ему по лицу прямо ладони чешутся - хм, а вдруг это поможет? - И что ты натворил? - Ничего. Просто сбежал… Они беспокоятся, я не должен был… - Стоп, - останавливаю его движением руки. - Меня это НЕ КОЛЫШЕТ. Я на работе и не имею ни единой свободной минуты. А если бы и имел - точно не стал бы их тратить на тебя. Так что будь так добр - когда я вернусь, чтобы духу твоего здесь не было. Все понятно? Кивает. Я хлопаю дверью - черт… как больно. Откуда ты на мою голову взялся? К концу дня забываю о нем - работаю над показателями двух сегодняшних пациентов. Думаю об этом в такси всю дорогу до самого дома. После аварии полгода назад мне за рулем некомфортно. Мигрень на время отступает и возвращается, когда я ее совсем не жду. У самых дверей роняю ключ. Нагибаюсь - и дверь открывается. - Прости, я… даже не знаю, что сказать. Что тут скажешь? Не стану даже спрашивать, как он туда попал. Пятится в прихожую, выражение лица - сама виновность, мол, убей меня за это… о, если б я мог. Кроме глаз. Глаза отдельно. Снимаю плащ, швыряю чуть ли не ему на голову - он подхватывает, вешает в шкаф, будто всю жизнь здесь прожил. Быстро же ты осваиваешься… - Ты что, никогда не слышал про частную собственность? - спрашиваю со злостью. - У вас там в Мейфу коммунизм? Голос чуть ли не звенит. Он прикусывает губу и опускает глаза. - Мне некуда было идти. Здесь они меня не найдут, да и искать не станут. К тому же я хотел узнать, как ты… - Узнал? Он на мгновение замолкает - только на мгновение. Узнал, как я? Хреново, Цузуки-сан. Хре-но-во я. Добавить нечего. - А… знаешь, у тебя хорошая квартира… вся такая европейская. Да уж. Когда так долго общаешься с Орией, начитает подташнивать от всего японского. Но прости, я не настроен на светские беседы. Почти отталкиваю его с дороги и прохожу на кухню - оттуда чем-то неплохо пахнет. - А Ори…я где? - спрашивает он, будто читая мои мысли. Нет, он вообще знает, когда надо умолкнуть? Я резко пожимаю плечами. - Дома, где ж ему быть. Кстати, почему бы тебе не телепортировать в Киото? Он примет тебя с распростертыми… вы же друг на дружку не надышитесь. Чуть не отравился собственным сарказмом. Чтобы заесть, беру что-то из пакета на кухонном столе. Вкуса не чувствую. Вообще не понимаю, что ем. Цузуки проскальзывает мимо, притыкается к подоконнику рядом с плитой. - Я не могу телепортировать… засекут ведь сразу. - А в квартиру ты как попал? - Консьерж впустил. Я сказал, что ты мой… - Заткнись, иначе вылетишь отсюда сию секунду. Не желаю никаких подробностей. И как насчет поезда? - я тебе даже билет купить согласен. Снова вздыхает, будто груз всей нашей плоской планеты на его плечах. - Ты же меня не выгонишь? Вот же настырный ублюдок... как об стенку горохом. Нет, я слишком устал, даже чтобы ругаться. Выгоню, конечно, только чуть позже. - У тебя кухня… стерильная, - продолжает Цузуки. - Поэтому я посмотрел в твой телефонный справочник и нашел номер ресторана, где ты заказываешь еду. Спросил, что ты любишь, и они… - Я, кажется, попросил тебя заткнуться. Он молчит, пока я ем, но надолго его не хватает. - Операция хорошо прошла? Вспоминаю мать парня и непроизвольно морщусь. Я сотворил чудо. И я точно буду благословен. - Изумительно. - Мураки, а… кто тот человек в доме престарелых? Ты там бываешь и платишь за его содержание и… О, ками-сама… Вы что, следите за мной? Стараюсь держать себя в руках изо всех сил. Кажется, если трону его - разорву в клочья. - Это… друг нашего дома, - отвечаю ровным голосом. - Когда-то он спас мне жизнь. Да. Застрелил моего брата и спас мне жизнь… Нажимаю на последних словах. Что смотришь? Да, я умею быть благодарным, но не всегда. И не за всё. Цузуки моментально понимает, о чем я, и ежится, будто от холода. - Тебе… настолько плохо? - С чего ты взял? - Ты очень сильно на меня злишься, - говорит он осторожно. - Знаешь, когда-то я уже просил прощения, что убил тебя… но не думал, что придется извиняться за то, что НЕ убил. Хватит. Наелся. От ярости и боли даже слезы на глаза наворачиваются. Встаю так резко, что он прижимается к стене. - Слушай. Меня. Внимательно! Если ты еще раз откроешь свой рот - клянусь, я найду способ его закрыть. И будь уверен, он тебе не понравится. В фиалковых глазах - почти испуг. Почти. Поворачиваюсь спиной и слышу едва-едва: - Не понравится?.. - Что? - Ничего! - Он улыбается, выставляя вперед ладони. - Прости. Я замолкаю. Только попробуй за мной пойти. * * * Хотел узнать, как я… Да чтоб ты сгинул в аду со своим любопытством. Полгода назад я попал в аварию со смертельным исходом - собственным. Ты заключил сделку за моей спиной. В результате я получил жизнь, которая тут же оборвется, как только я кого-нибудь убью. Это длится полгода, и скоро у меня просто сорвет крышу. Она уже съезжает, медленно, но верно. Полгода я не убиваю. Полгода я сам порой хочу умереть. Я очень много работаю. Операционная - единственное место, где я могу проливать кровь… хоть и без жертв. Не люблю терять пациентов, дело принципа. Ория говорит, что это ломка, как после наркоты, и в чем-то он прав. Но какая ломка длится полгода? Какой ломке нет конца? …Единственное, о чем я сейчас мечтаю, - это душ. Ну, после желания свернуть Цузуки шею и выпустить кишки, а лучше наоборот - чтоб подольше. Едва задвигаю дверь и включаю воду, как за ней вырисовывается силуэт. - Я подумал… тебе ничего не надо? Надо, мой сладкий. Чтоб ты испарился минутой раньше. Потому что в этот раз ты меня серьезно достал. Рывком раскрываю дверцу и затаскиваю его внутрь. Целую так, что рот наполняется кровью. Вкусно... Сжимаю горло сильно, как могу, глубоко запуская ногти в нежную кожу - интересно, он телепортирует, призовет свое зверье или вот так позволит себя задушить? Вырвать бы сейчас гортань… как быстро залечишь? Не сопротивляется, только дрожит. Не верит, что я это сделаю. Проклятье, я сам не верю. Ослабляю хватку и, пока он кашляет, разворачиваю и впечатываю в стену - он едва успевает выставить руки, но все равно по кафелю расползается кровавое пятно. Прижимаюсь сзади, позволяя почувствовать мое возбуждение. - Ты уверен?.. Молчит. Я выталкиваю его прочь и врубаю холодный душ на полную. Какой кайф… Ничего нет за текущими струями. Ничего и никого. Меня нет. Когда наконец выключаю воду, слышу: - Тебе дать полотенце? Нет, я тебя точно удушу… допросишься. Пусть и ценой собственной жизни. Мигрень, утихшая под холодной водой, снова расцветает внутри черепа похоронной хризантемой. Надеваю халат и захожу в спальню. Цузуки там - глаза светятся бледно-сиреневыми огоньками. Не знал, что у шинигами есть ночное зрение. Я сам вижу в темноте неплохо - а конкретно вижу то, что он снял с себя мокрую одежду и стоит у окна в одном полотенце. И понимаю, что мне плевать как никогда. Он тянется к выключателю, но я обрываю: - Не смей! И вообще выметайся отсюда на хрен! При одной мысли о свете голова просто взрывается. Дотрагиваюсь до спинки кровати - она металлическая, холодная. Даже не замечаю, как заползаю на кровать и прижимаюсь лбом к железке. Здорово. У доктора дома нет ни единой таблетки. Пальцы осторожно касаются моих висков - легко, невесомо. - Не трогай меня, - я почти рычу, - иначе, клянусь, оторву тебе руки... - Хорошо-хорошо, - шепотом говорит Цузуки за моей спиной, но не слушается и… черт, мне легче. Немного. Еще немного... Пальцы движутся по массажным точкам, я бессознательно откидываю голову, чтобы было удобнее. Дааа… ничего так. На всякий случай глаз не открываю - кажется, что любое движение отдает прямо в мозги. Руки такие ласковые… Перемещаются на шею - он аккуратно снимает мой халат с плеч, освобождая пространство. Ну пусть. Кажется, хоть кто-то здесь знает, что делает. - Объясни, с какого перепугу ты ко мне липнешь? - спрашиваю наконец полушепотом, стараясь не потревожить хрупкое равновесие. - Что изменилось? Он молчит. А потом произносит роковую для себя фразу. - Ты. Слепящий ядерный взрыв в отдельно взятой голове. Меня заливает белый огонь и холод такой невыносимой злости и ненависти, что сжигает все дотла. Черт, как все просто, оказывается. Не могу дышать… не могу говорить… а когда смогу, то я… Резко оборачиваюсь и раскатываю его по кровати, беспощадно рву плоть ногтями. Он только часто дышит - не сопротивляется, в глазах страх… и эта чертова вина, вот когда она прокралась. Раны на губах уже зажили - ничего, это мы в минуту исправим. - Теперь тебя все во мне устраивает, да, мой сладкий? - не голос, какое-то адское шипение, самому неприятно. - Теперь я уже не убийца? Ты, значит, все время спал и видел меня таким… и сделал из меня то, что хотел, как только представилась возможность. - Я… спросил… - он задыхается. Отлично… - Да, ты спросил, хочу ли я жить, не убивая. Спасибо тебе. Можно подумать, ты не знал, что я не смогу выбрать смерть. Никто не умрет, если есть выбор! Ненавижу тебя за этот выбор, ясно?! Таким я тебе нравлюсь, да?! Зато СЕБЕ я таким не нравлюсь!!! И ТЫ… МНЕ… НЕ НРАВИШЬСЯ!!! Встряхиваю его, раздвигаю коленом ноги - и вбиваюсь внутрь сильным ударом. Наполовину. Полностью. Из его глаз брызгают слезы - он выгибается в моих руках, запрокидывая голову, но без звука. Не даю привыкнуть, двигаюсь - хорошо, да? А так?! Так нормально?! Мне самому больно - представляю, каково тебе. Только после того, как с силой вламываюсь раз седьмой, он наконец коротко хныкает и упирается ладонями в плечи. Хватит? К черту разрядку, она мне сейчас не поможет. Вот сигарета помогла бы. Оставляю сведенное болью тело и шарю по прикроватному столику - твою мать, да где же они?!! Есть. Руки трясутся. Зажимаю сигарету в зубах, едва не перекусив фильтр, и роняю зажигалку. Пока ищу, она вдруг загорается у самого моего носа. Прикуриваю. Его рука дрожит не меньше моей. Проклятье. Ненавижу терять контроль. Ненавижу тебя. Пока курю, Цузуки прижимается к моей спине, выравнивая дыхание, - чувствую руку, скользящую по ребрам. Шрам ищешь? Нет его там. Если и остался шрам, то не на теле. Господи-ты-боже-мой, мальчик. Я стрелял в тебя. Преследовал тебя. Мучил твоих друзей. Резал тебя и любовался, как затягиваются раны. Почти уничтожил. И вот сейчас. Где твое чувство собственного достоинства, а? И где те золотые времена, когда каждый поцелуй приходилось выбивать тяжелой артиллерией?.. Не глядя, бросаю третий окурок в пепельницу, поворачиваюсь. Слезы высохли, но в сияющих глазах еще боль, да уж… она так просто не уходит, впечатывается, как фотоснимок на память. Он протягивает руку, касается моего виска кончиками пальцев, и я даю ему пощечину - серьезную, наотмашь, выплескивая кровь с еще не заживших губ. Цузуки только жмурится, но руку не убирает - касается второй и легонько массирует мне виски круговыми движениями. Приятно… Тонкие золотые ниточки удовольствия сплетаются с черными лентами боли, завиваясь моделью ДНК. Если бы я тебя не знал - подумал бы, что ты меня укрощаешь. Не мытьем, так катаньем… Что творится в твоей глупой бессмертной башке, я даже не представляю. Он продолжает успокаивающе гладить - обводит пальцами черты лица, как слепой, - надбровные дуги, глаза, скулы… Чертит ногтями зигзаги на груди. Пока я заворожен зрелищем, как разбитые губы снова заживают, Цузуки залезает мне на колени. Верхом. Ну просто зашибись. - Тебе мало? - спрашиваю едко. - Не хватило? Он вздыхает и прячет лицо в изгиб моей шеи. Нет, это какой-то дурной сон. Разбудите меня. Хотя ладно… не будите. * * * Тяну за волосы, чтобы взглянуть в глаза. О чем ты думаешь? Что там за этими сиреневыми стеклышками, неужто совсем пусто? - Чего молчишь? - Ты сам приказал мне заткнуться. Улыбаюсь - улыбка выходит какой-то судорожной. Он разглаживает складку у меня между бровями. Губы уже зажили, царапины тоже, кроме самых глубоких - не тело, а сказка... И вообще. Даже забыл, какой ты хорошенький. - Я тебе вроде и проваливать приказал. Цузуки неосознанно ерзает на коленях, и мое терпение уже опасно близко к краю. Чувствую, как его член горячо упирается мне в живот. Нет, я тобой почти горжусь - не-про-ши-ба-е-мый… ты всегда таким был - не сдавался, пока не уткнешься в тупик. Я сам такой. Может, мы и заслужили передохнуть сегодня - от всего, от нас обоих. Хоть ненадолго. Интересно, а если бы ты телепортировал в Киото, вы бы тоже?.. Мысль почему-то не вызывает никакого беспокойства… да где ж мое чувство собственности, уснуло, что ли? - Ты… там что-то сделал с Хисокой? - спрашивает он тихонько, будто ждет, что я снова его стукну. Но это лишь поднимает мне настроение. Да нет, просто позволил вспомнить, как мы замечательно провели время… что тут криминального?.. - Все, что хотел, я сделал с ним давным-давно, Цузуки-сан. - А ты можешь… хоть сегодня не называть меня… так? О, тебе дай палец - руку отхватишь, честное слово. Он снова двигается - на этот раз плавно и абсолютно сознательно, и у меня сбивается дыхание. Но все равно я отвечаю: - Обойдешься. Цузуки горестно вздыхает. Замирает. Вешается на меня, как вдова на могильный камень, и шепчет: - Я совершил ошибку, да? Вечно лезу не в свое дело. Я не должен был вмешиваться… нужно же сто раз подумать, прежде чем заключать такие сделки… а тем более с такими… институтами. Институтами?.. интересный выбор слова. Не демон, не существо, не сущность, даже не организация. Институт. Никогда раньше не слышал. Что это за хрень такая? - Ты хоть скажешь, с кем имел дело? - спрашиваю безо всякой надежды. Он всхлипывает. - Не могу!... иначе всё сразу аннулируется, и… Ясно. - Я ведь точно знал, что тебе будет плохо! И ты не обязан меня прощать. Просто когда с тобой это случилось, совсем не было времени подумать… а я… - Что? Хотел как лучше? - Не хотел, чтобы ты умирал… Ну что ж. Сойдет, если не придираться. …Сколько надо съесть пирожных, чтобы даже от кожи пахло, как в кондитерской? Чтоб даже кровь имела сладкий привкус? Цузуки с опаской трется щекой о мой подбородок, тянется за поцелуем, и я не отказываю. Черт с тобой, уломал. Мертвого подымешь. Начинаю потихоньку гладить его, всего и везде… потом облизываю пальцы и пытаюсь… но он вдруг зажимается, одномоментно всем телом, даже глаза зажмуривает. Напугал я тебя, нэ? Тело помнит боль еще дольше, чем мозг. Ну прости, не хотел… хотя о чем я? конечно, хотел. Беру его лицо в ладони, дышу на сомкнутые веки, целую - буквально раскрываю их губами. Касаюсь шеи - мышцы натянуты, как тетива. Так знакомо. Хм… теперь я больше чем уверен, что тогда, на «Королеве Камелии», когда я поцеловал тебя в шею после карточной игры, мне ни-че-го не померещилось... - Расслабься, - шепчу ему в ухо, - давай на вдох? Цузуки послушно вдыхает, и я проскальзываю, осторожно глажу изнутри. Можно бы и осторожнее, и дольше - только уж извините, не сейчас. Он сам это прекрасно понимает, поэтому приподнимается… опять на вдох… и я вхожу почти до упора. Ох, черт… Его встряхивает, и все тело снова цепенеет, становится тверже камня. Когда вспоминаю свое имя, успокаивающе провожу костяшками пальцев по его позвоночнику вверх-вниз. Потом притягиваю к себе - и получается, что насаживаю еще глубже, отчего он тыкается мне в волосы с каким-то почти жалобным звуком. - Эй, ну… если… так больно… мы можем прекратить. Прекратить?.. я такое сказал?.. Да я не смогу прекратить, даже если в меня снова грузовик врежется! Он мотает головой. - Не так… чтобы… прекращать. Потом двумя руками упирается мне в грудь, заставляя откинуться на гору подушек, и сам помалу начинает двигаться. Не люблю так - ну консерватор я! - но… Ладно. Делай что хочешь. Это не страсть, она примитивна. Не похоть, она предсказуема. Что-то вообще другое… какое-то извращение. Ужасно. Не знаю этому имени. У этого ванильный вкус и переменчивая текстура. Глаза Цузуки мерцают в темноте нездешним светлячковым светом, отчего по коже бежит дрожь, и все кажется одетым в сигаретную дымку. Он стонет на выдохах, но я почти не слышу - зато слышу капли пота по его спине, взмахи ресниц, ток крови. Биение сердца. Я не привык бездействовать, но иначе никак… только впиваюсь ногтями в его бедра, когда он сбивается с ритма. Это происходит настолько часто… что и ритма считай нет… Ощущение ирреальное - будто в кинотеатре, где ни зрелище, ни финал от меня не зависят. Никогда такого не… - хотя ничего потустороннего в моей постели прежде и не водилось… В какой-то момент протягиваю руку к его члену, но он ее отводит. Как пожелаешь. Он даже не ласкает себя - просто сжимает. Потом наклоняется ко мне, почти ложась сверху, и целует... жадно, жарко и до хрена умело. Попадая языком прямо в такт движений. И где-то между этими движениями я вдруг кончаю - так неожиданно, что едва не задыхаюсь. АААХ! Меня просто разорвало на ровном месте, безо всякого предупреждения… Коллапс. Рождение Сверхновой. Ненадолго я - ничто, холодная черная дыра на месте огненного вихря. Сильно, почти болезненно. Потрясающе. Не думал, что меня еще возможно удивить оргазмом. Он не был синхронным… не был одновременным… он просто был общим. Он был ОДИН. Как будто мы ОДНО. Но ведь это не так. Цузуки лежит на мне, мышцы конвульсивно вздрагивают, дыхание вырывается со стонами. Спустя пару минут смазанно целует в ключицу и поднимается. Глаза почти погасли. Он разжимает кулак и касается губами липкой ладони… потом немного съезжает вниз. Чувствую только прикосновение языка к солнечному сплетению. Лизок, почти лакание. Еще. - Не надо, - пытаюсь отпихнуть его голову, но руки не слушаются, - я в душ пойду. - Хорошо-хорошо… - соглашается он, и не думая останавливаться. Где-то между этими движениями я засыпаю. * * * Мне снились странные сны. Разные. После каждого сна я просыпался - руки вокруг меня, спокойное дыхание где-то между лопатками. Кутался в эти объятья и снова засыпал. Странно… Я даже с Орией редко сплю… до утра. Он любит пообниматься во сне, а мне, как правило, нужно пространство. Но сейчас… Странно. Не привыкнуть бы. Однако утром я один. Некоторое время просто смотрю в потолок, прислушиваясь к ощущениям. Вот, значит, как оно - трахаться с шинигами… Все бы хорошо… только откуда это омерзительное чувство, что я наконец побывал снизу? Хоть и не фактически, и все-таки? А он молодчина… методично игнорировал все, что я говорил, добиваясь своего. Я сам что, не так делаю? И как я позволял почти всем моим угрозам быть голословными, ума не приложу. Впервые чувствую себя игрушкой в чужих руках. Разве что денег на тумбочке нет. Зато есть записка. Вставать лень. Извиваясь, дотягиваюсь до столика и наконец подцепляю лист бумаги. «Они меня все-таки нашли. Ох, и влетит же мне… домашний арест как минимум. Спасибо за приют. Вчерашний ужин я съел и заказал тебе завтрак. Не сердись, но его я съел тоже. Ты крепко спишь! Зато я сварил кофе, а повторный заказ принесут в девять…» Кто б сомневался, привык трескать за трех дурных. И как это все в него влезает? Из кухни и впрямь восхитительно тянет свежесваренным эспрессо. Умница, неси зачетку… «…Прости еще раз за все. Надеюсь, когда мы увидимся снова, ты будешь ненавидеть меня немножко меньше. С тобой было ОЧЕНЬ хорошо. P.S. Я правда тебе больше не нравлюсь? Или ты сгоряча сказал?» Увидимся снова?.. Ловлю себя на том, что улыбаюсь, как акула. Цузуки-сан, у тебя такой детский почерк. И при нашей малозначительной разнице в возрасте ты все-таки ужасно инфантильный. Запах кофе не бодрит, а расслабляет. Заставляю себя подняться и принять душ, хотя желания нет никакого. Хотелось бы оставить ненадолго этот ванильный запах... Это меня слегка тревожит, и я проглатываю тревогу вместе с тремя чашками эспрессо. Потом сажусь на подоконник, зажигаю сигарету и тащу к себе телефон. - Привет, Ори, это я. С голосом?... нормальный голос. Курю просто. Да ничего не случилось. ДА НИЧЕГО НЕ СЛУЧИЛОСЬ, я что, не могу хотеть просто поговорить? Да, могу, и да, не сейчас. Ори, ты можешь ко мне приехать?.. я же сказал - ничего… но приезжай как можно быстрее. Скучаю, если тебе от этого легче. ДА НОРМАЛЬНЫЙ ГОЛОС! Я встречу тебя в аэропорту. Ага. Перезвони. Нет, на домашний - у меня выходной. Пошли они все к черту. И я так думаю. Все, жду… давай. Медленно затягиваюсь и выдыхаю. Отлично. С ним хотя бы никогда не возникает сомнений, кто сверху… Кажется, я его испугал… ну ладно. Мое «жду, скучаю» - бальзам на самые глубокие раны. Ория приедет и наведет здесь порядок - заодно и в моей голове, есть у него такая замечательная способность. И все будет хо-ро-шо… Он всегда чудесным образом вдыхает жизнь во многое, к чему прикасается, включая меня. Как обычно, привезет с собой кучу своих вещей, и монохромность этого жилья сразу нарушится. Когда не видишь Орию так долго, начинаешь скучать по всему японскому. Впервые не хочу ничего ему рассказывать. Может, позже. Конечно, жестоко просить его «приезжать быстрее» - я же знаю, что он боится высоты, а потому и самолеты не жалует. И жестоко тащить без причины в мегаполис, заставлять ждать меня дни напролет в бетонной коробке… Но я вообще жестокий, от природы. В конце концов, у него всегда есть выбор - можно отказать и остаться дома. Отказать, мне? Я усмехаюсь. Выбор. Это когда я-то зову?.. Чаще всего выбор - лишь видимость, так, может, зря я так злюсь на Цузуки? Только сейчас замечаю, что голова не болит. Ух ты, побочный эффект. За полгода я так сросся с этой болью, что забыл, как без нее… Ну, все же благодаря ему я жив. Будем считать это вынужденной реабилитацией, но не поводом завязать. Скажем наркотикам «когда-нибудь»… И полгода - не срок для ломки. Вообще ни для чего не срок - может, мне еще удастся разобраться с этим… институтом, чем бы он ни был, и при этом выжить. Или… Не знаю… сейчас почему-то мысль «я больше никогда никого не убью» уже не кажется такой безысходной и не бьет в голову, как раскаленный прут. Цузуки отвратительно на меня влияет. Вид на город просто невозможно красивый, я купил эту квартиру только из-за него. Сидя на подоконнике, еще раз перечитываю записку, а потом начинаю отрывать от нее крохотные кусочки. Их сразу же подхватывает ветер. Остается только постскриптум, и этот клочок бумаги я поджигаю. Держу пепел в ладони, а потом разжимаю пальцы - ветер уносит и его. «Я правда тебе больше не нравлюсь?» Если мы увидимся снова, не обещаю, что отвечу на этот вопрос. То есть не ЕСЛИ, а КОГДА. Так по тексту? Когда мы увидимся снова. * * * не конец